Александр леонтьев

Венецианская весна

А. П.

1. Пьяцца

Черна гондолы верея.

Волна, увенчанная чайкой.

Береговою обечайкой

Лагуны стянуты края.

Неясная ведута сна,

В которую не проберутся

Землетрясения Абруццо…

Венецианская весна.

Метельщики с шестами серыми,

Пока рассвет дает им право

Грести, не возмутив глубин,

Плывут по Пьяцце гондольерами.

И воздух рвется птичьим «браво» —

Овациями коломбин.

2. Мост Вздохов

С мужьями тебя обручали.

А нынче любовники тут

Выглядывают на причале

Из видеофотобаут.

Но заново здесь Казановой

Не стать. И рекламным щитом

Мост узников забран суровый.

Лишь воздух во вздохе пустом.

В судилище ход — из узилищ.

Шалава глядит со щита.

Лишь эту любовь и осилишь.

Тщета. Настоящая — та…

Так истине мало красы лишь.

Оплачены плачем счета.

3. Сан-Микеле

Тебя сюда перевезли,

Как из Александрии Марка.

Сравненье это слишком ярко —

Уж не кощунственное ли?

Смерть, как положено, в яйце,

Огромной скорлупе собора,

В ларце на Пьяцце. Пасха скоро.

И Воскресение в конце.

Что саркофаг или плита! —

Вода подточит. Розы, верно,

Раскроет вскоре красота.

Им Данте имена припас:

Вот парадизо, вот инферно…

А пургаторио — сейчас.

4. Трагетто

Через канал перевозят в гондоле.

В черном трагетто постой.

Мелкой монетой, пол-евро — не боле,

Платишь. И глупой мечтой.

Здесь карнавально расплавлена смальта

В зеленоватой волне.

Запахи рыбного рынка Риальто…

Рай ли то, данный вчерне?

Даль очарованная!.. Но покуда

Я постоять, за себя и за милых,

В лодке печальной могу.

Значит, еще не утрачено чудо.

Сваей торча, я почти различил их —

Очи на том берегу.

5. Торчелло

В путеводителях красот

Деталей нет. Глядишь в тоске ты:

Ячейки мавританских сот

Меняют на стеклопакеты.

То голливудская шпана,

То наши, так сказать, брателло…

Плыви, чтоб получить сполна,

На всеми кинутый Торчелло.

Торчи там три часа подряд,

Живи началом всей лагуны.

Базилика. Бездомный кот.

Три итальянки говорят,

Пугаясь транспортной лакуны:

«Придет ли вапоретто?» Вот!

6. Бурано

Стеклодувом выдута халява.

А затем стекла в рассветной мгле,

Хлынула в лагуну эта лава —

И стекло колеблется в стекле.

На Мурано выплавлено рано,

Чтобы отступала в море тьма,

Чтоб из детских кубиков Бурано

Складывались пестрые дома.

Чтобы на веревках сохли майки,

Простыни. Чтоб милые привычки

Не менялись. Чтоб рабочий люд

Плыл на службу в бедной таратайке:

В карты, словно в нашей электричке,

Режутся. И песенки поют.

7. Фрари

Тоска мальчишек по футболу

Средь узких улиц и воды!

Пинают мяч, забив на школу,

На строгий чин Страстной среды.

О церковь лупят… И в ударе —

Тщета и мощь! А за стеной

Чудовищные мавры Фрари

Стоят в Пезаровой штрафной.

Но что им Тициан, Канова,

Коль выпад детского носка

Рабами сна пропущен снова!

Такая смертная тоска

По невозможности живого,

Что ярость — в мраморе белка.

8. Лацци

Разве стерпит туристская стая

Надувательство? Дай подороже!

— Маски те, карнавальные рожи,

Разумеется, не из Китая?

А китайцы, держи карман шире,

У капеллы толкуют резонно:

— Вот Вивальди, «Четыре сезона».

Все четыре дают? — Все четыре.

Кампанила Сан-Марко.При входе —

Аполлон и Меркурий. Мы в круге

Алигьери? В каком таком миге?

Юлиана Отступника вроде.

Только львы и прочтут на досуге

Все четыре евангельских книги.

9. Арсенал

Бескрылый прайд у Арсенала.

Что им галеры, что им я…

Но если бы о прочих знала

Вот эта львиная семья!

Природа ли впадает в ересь?

Творец ли позабыл о них?

О, как бы рыкнули, ощерясь

Среди собратьев неземных!

Когтили бы столбы, балконы

И Книгу вырвали из лап их...

Ни крыльев, ни заветных слов!

Там смерть и тварные законы

Отменены… Помилуй слабых —

Ошеломленных Вестью львов.

10. Ночь

На воду каменное кружево

Накинули — и тьма ночная

Влечет прохожего досужего,

Еще одной петлей пленяя.

Венеция, мне прятки нравятся!

Как в детстве — никакой тоски нет.

То кампо вымостит красавица,

То мостик новый перекинет.

Но заблудиться оба рады мы:

Любовь во мне, к тебе прильнувшему,

Выискиваешь ты сквозь смуту.

И пешехода, с маскарадами

Его, щадишь, прощаешь чушь ему —

Не за посмертную ль бауту?

11. Дорсодуро

Той набережной нет давно.

Лишь мост Неисцелимых аркой

Над памятью чумной и жаркой

Навис, решетчатый, черно.

Но в храме — праздник воплощен!

Не высь ли купола, бездонна,

Укроет смертных, как Мадонна

Мизерикордия плащом?

А мы, стоящие внизу,

Чему мы верим? — только горю:

Переименовать спеша.

Но как лагуна хороша,

Где катер за слезой слезу

С избытком возвращает морю.

12. Балкон

Кофею! — подобно завсегдатаю

«Флориана», строф ли корифею —

Влить бы утром в голову косматую,

Где еще фонит сонет к Морфею.

И спросонья вспоминаешь пасмурно

То, что ты писал уже об этом,

Все свои стихотворенья Асперна,

Так и не известные поэтам.

Ставни отворяются, подушку

Выставляет — верно, на просушку —

Некий седовласый господин.

Трубку выбивает, смотрит мудро:

Полоса шафрановая — утро.

Кажется, живет совсем один.

13. Сан-Джорджо

Адриатическим чудовищем

Со штольней рыбьего нутра,

Тебя к ужасному готовящим, —

Таким он чудится с утра.

От плавника спасает острого

Береговая полоса.

Но солнце лишь коснулось острова —

И вот он, слава и краса!

В туманной дымке и не то еще

Всплывет Пандорино чудовище

Со дна подводного ларца.

Все дело разве только в зрении?

Но как нам разглядеть в Творении

И анаморфного Творца…

14. Примавера

Ты выходишь из вод, примавера,

В перламутре зари рождена.

Ты Весна — и при этом Венера.

Золотистых волос рыжина.

Полотно с полотном совместилось,

И так плотно совпали края…

Не помнилась ли мне твоя милость?

Ты — Венеция, радость моя.

Все пронизано солнцем, прогрето…

Так зачем я схожу с вапоретто,

Почему так проточна вода?

Но в вагоне блеснул мне твой локон

В преломленье лагуны и окон —

Я его сохраню навсегда.