НАШИ ПУБЛИКАЦИИ

Ольга  Нардова

Позвонила незнакомая женщина, попросила разрешения принести и показать мне тетрадь стихов своей двоюродной бабушки — Ольги Константиновны Нардовой (1902—1942), служившей в Эрмитаже, умершей в блокаду.

По правде сказать, я думал, что это будут «советские» стихи, с тем железным призвуком, который так въелся в стиховую ткань поэтов тридцатых годов. Оказалось, призвук совсем другой — скорее акмеистический и символистский. Нет, не все пишущие оказались вовлечены в передовую идеологию, не все захотели быть «с веком сообща и заодно с правопорядком». Наверное, неофициальной поэзии, не рассчитывающей на публикацию, было проще оставаться в стороне от магистральных тем и советской стилистики. Возможно, женщинам легче уклониться от обязательного, предначертанного требованиями времени пути.

 …Миг тщетный, миг короткий.

Как на чужой мне пир,

Из-за стальной решетки

Смотрела я на мир…

В стихах Ольги Нардовой просматриваются ахматовские мотивы. Разумеется, в упрощенном, даже вульгаризированном варианте, и все-таки… Тем более что «Поэму без героя» она прочесть не могла.

Мне кажется, они заслуживают внимания хотя бы как документ, говорящий не только о сопротивлении немецко-фашистскому, но и советскому злу тоже. Старомодные, блеклые, но автор спасается ими от ужаса блокады, голода и холода — в преддверии приближающейся смерти. И самое главное: бывает так, что за стихами просвечивает нечто более важное, чем сами стихи.

Наверное, можно было бы посоветовать двоюродной племяннице сдать тетрадь в какой-нибудь архив, но я счел своим долгом опубликовать несколько стихо­творений.

                                                                                          Александр Кушнер

ОКТЯБРЬСКИЙ ЦИКЛ

1

Я сегодня слишком устала —

Голод, тьма… колючий мороз.

И окно в ледяных кристаллах,

Как в потоках застывших слез.

Но о чем, зачем я тоскую?..

Тайный ключ у меня теперь.

Я открою дверь потайную,

Ту родную, странную дверь.

По ступеням, мраком объятым,

Проберусь на беззвучный зов…

И пахнет в лицо ароматом

Распускающихся цветов.

По коврам торжественно-алым

Я пройду на ночной дозор.

Прозвенит саксонский фарфор.

На карнизах — стайки амуров

(Ни милей, ни смешнее нет).

Из-под радужных абажуров

Странно-нежный струится свет.

Тайну окон свято скрывая,

Тяжкий шелк упал по стенам.

Что там — ночь или день, — не знаю,

И не надо мне знать, что там.

Что мне мир жестокий, бессонный?

Для меня он теперь угас.

Влюблена я в тонкие звоны

Кружевных фарфоровых ваз. 

2

Но вот навстречу пламя

Свечей, лучей, зеркал…

Сверкающий огнями

Великолепный зал.

Невидимые клиры

Звенят, как стаи пчел…

Как к свадебному пиру

Накрыт огромный стол.

Мой слух речей не слышит,

И взор искать устал…

Но чувствую, что дышит,

Живет огромный зал.

Сажусь на бархат алый

И вот — за рядом ряд

Хрустальные бокалы

Приветственно звучат.

Торжественный и гордый,

Невидимый гобой

Протяжные аккорды

Роняет за стеной.

Сквозь сети золотые

Спадают с высоты

Большие голубые

И белые цветы. 

3

Кто сидит со мною рядом,

Я не вижу, не пойму.

Кто-то смотрит долгим взглядом

В очи сердцу моему.

Значит, днесь свершились сроки,

Значит, снова он со мной,

Друг забытый, друг далекий,

Бесконечно-дорогой.

Ах! В душе покой и счастье

И не все ль теперь равно?

Как священное причастье

Пьем мы красное вино.

Вместе пьем — я это знаю,

Хоть не вижу никого,

Улыбаясь и мечтая,

Пьем из кубка одного.

4

Мой дорогой, любимый,

Проститься нам пора!

Как веющие дымы,

Клубятся вечера.

И этот райский вечер

Блаженно навсегда

Сейчас погасит свечи,

Умчится, как вода.

Был взор наш дивно-молод,

Звенел и пел хрусталь.

Но завтра снова холод

И древняя печаль.

Ты будешь вновь далеким,

И я опять одна,

Пока свершатся сроки

И станут времена.

Прощай! Прощай! Пора мне,

Пора мне уходить.

Там утро льет на камни

Блистающую нить.

Там звонкой чередою

Легли огни минут.

Сейчас придут за мною

И громко позовут.

Меня к печалям мира,

Встающим впереди,

С сияющего пира

Безмолвно проводи

 30.10.1941

***

Понять я не умела,

Как трудно побороть

Слабеющее тело,

Немеющую плоть.

Безжизненные крылья

Так тяжело взметнуть.

Тупая тьма бессилья

Обрушилась на грудь

31.10.1941

***

Тихой ночью приснилась мне мать,

Поманила прозрачной рукой…

Как мне радостно было обнять

Легкий прах, без конца дорогой.

Не живая была она, нет,

Не горячая билась в ней кровь…

Но в очах покоряющий свет

И забытая с детства любовь.

Я спросила: ты знаешь одна,

Что нас ждет, что нам будет концом?

И заплакала молча она,

И в слезах отвернула лицо.

Я сказала тихонько: пусть так!

Дай мне силу и ясный покой…

А туда, в неизведанный мрак,

Ты сведешь меня милой рукой.

 1.11.1941

*** 

Над могилой без границ, без дна

Скоро, скоро запоет весна.

В Эрмитаже, в запыленных залах

Мох взойдет на стенах обветшалых,

В амбразуру битого окна

Кротко глянет круглая луна.

И цветы засветят скоро, скоро

На руинах Смольного собора.

А в Казанском, у резных оград

Приютится стайка лисинят.

Там, где мы томились так безбожно,

Будет лишь природы бестревожной

С каждым днем всесильней и нежней

Шелест трав и веянье ветвей.

16.11.1941

***

Я отдала бы годы,

Взращенные трудом,

За легкий день свободы,

За тихий светлый дом.

За смех, за чашку чая,

За розы на столе…

Чтоб лучик рдел, мерцая

В граненом хрустале.

Чтоб мысли загореться

И заблестеть светло,

Чтоб разливалось в сердце

Блаженное тепло.

От вкусного обеда,

От роз и от огней,

От искристой беседы

Смеющихся друзей.

 1.12.1941