Олег  Клишин

На рынке

Изюм, инжир, зухра, хурма

под жарким солнцем… «Дарагая,

вазми недорага». Сама

на вкус распробуй, выбирая.

Базарных битых два часа

торгуемся, толчемся всуе.

Плодовоядная оса

на скользких семечках буксует.

Торговцы кто во что горазд:

«дыр-бул-гыр-гыр» — ушей осада.

Ислама символ — лунный пласт

медовой дыни. Винограда

туманна женственная гроздь:

мираж прохлады в жирном зное

зовет, просвечивая сквозь

зеленовато-наливное…

* * *

Очередной этап. Цыплячья шея

из серого торчит воротника.

Пока ещё в услугах брадобрея

нет надобности юному зэка.

Горячий луч на стриженой макушке,

и розовеют уши на просвет.

Какие уж тут могут быть игрушки!

Большой уже, пора держать ответ.

Как «Отче наш» — статья, начало срока…

А до звонка двузначное число.

Не школа здесь, не смоешься с урока,

не пропихнешь «хозяину» фуфло.

Не спрячешься, не двинешь на попятный.

Несовершеннолетние пути

остались в прошлом. Восемьдесят пятый

пошел на «строгий». Господи, прости.

Секунды гулко барабанят в череп,

так точит камень мертвая вода.

Когда же время перевалит через

все эти годы? Выйдет срок когда?

* * *

Скрывающая приговор врача

аптекарская тайнопись латыни.

Фотопортрет в рентгеновских лучах,

пугающий провалами пустыми.

«Веселый Роджер», «Не влезай, убьет»,

«Ах, бедный Йорик» — близнецы и братья.

Memento mori. Скоро твой черед

почувствовать костлявые объятья.

Зовущий к жизни голос медсестры

звукогасящим плюшем оторочен:

«На физио пройдите». До поры

пульсирующий болью позвоночник,

как ствол, чьи корни в почве, под золой,

в коробке черепной неандертальца…

Эмульсионный тонкий влажный слой

тысячелетий ощущают пальцы.

* * *

Два облака сливаются в одно.

Клубятся белоснежные границы.

Лебяжьим пухом на глазное дно,

хранящее хрустальную зеницу,

уходит день, забыв на берегу

ресничном света радужные нити.

На поднебесном тающем снегу

не ожидая будущих открытий,

вот-вот сомкнутся веки и века.

И ты уйдешь, не приходя в сознанье,

когда освобожденная строка

уже приобрела свое дыханье.

* * *

Светотенью дышит воздушный склон,

чуть касаясь лучом земли.

Нарастающий воробьиный звон,

в шелковистой клубясь пыли,

достигает слуха быстрей, чем все

песнопения при свечах.

Горностай небесный во всей красе

ниспадает с Его плеча.

В мельтешении летних бликов есть

завораживающий покой,

глубина лазури, благая весть,

приглашающий жест рукой:

растворись в сиянье, себя забудь.

Только шепчущая листва,

только птичий щебет — молитвы суть,

остальное — слова, слова…