ЛИДИЯ ГРИГОРЬЕВА

КАНТЕМИР В ЛОНДОНЕ

Императрица тебя далече

послала — в Лондон, и не иначе.

На повороте тебя я встречу,

и этот случай я впрок заначу.

Влачусь вдоль Темзы, бреду под Богом —

За Кантемиром за Антиохом.

За тем, за этим ли поворотом

мелькают тени — и все опасны.

Ни выпивохой, ни сумасбродом

пиит наш не был. И то напрасно.

Любил музыку и малеванье.

И все, что мудро. И все, что умно.

Как много пены в пивном стакане!

В пивнушке этой срамно и шумно.

Сюда случайно пришел он пешим.

В краях заморских и воздух грешен.

Когда же сердце попалось в сети

ночной блудницы в осеннем Сити,

избег соблазна под гул глумливый

юнец премудрый, велеречивый.

В сердцах бряцает глухая лира —

за Антиоха за Кантемира…

В бреду простудном бреду со вздохом

за Кантемиром за Антиохом.

Уже в Париже, уже на Сене,

он растворился в туманной сени.

Отсрочен морок ночной, бесовский.

И как велел нам Тредиаковский:

«Скончу на флейте стихи печальны,

Зря на Россию чрез страны дальны…»

ПОД ГРЕЦКИМ ОРЕХОМ

                              Алексадру Радашкевичу

Тут поэт препирается с веком,

ибо с вечностью накоротке.

Это друг мой под грецким орехом —

в гамаке.

Шелест листьев касается слуха

и взлетает, как птах, в небеса.

Прорастают быстрее бамбука

сокровенные словеса.

В облаках слюдяные прорехи.

Слово страсти на части разъяв,

обнажил он, как в грецком орехе,

мозговую, вселенскую явь.

Вновь в зените зеленое лето.

Вызревает, как плод золотой,

плодотворная праздность поэта

под орехом и под звездой.

* * *

                                                         Р. Б.

Как танцевали мы с тобой

в Венеции, на зимней Пьяцце!

И полумесяц со звездой

кружился на небесном глянце.

Когда-то, видимо, не зря,

жизнь оборвав на полуслове,

шагнули мы через моря

с поклажей горя и любови.

Вилась мелодии тесьма,

и сердце джаза жарко билось.

И карнавальная толпа

опомнилась и расступилась.

В таких магических местах

легко — под вышним оком бдящим —

лететь, не помня о летах,

захлебываясь настоящим.

Кружились, этак или так,

под явным зрительским прицелом

и снова попадали в такт

и времени, и жизни в целом.

И брезжила сквозь толщу тьмы

венецианских вод безбрежность,

и вновь переживали мы —

и молодость и безнадежность.

* * *

«Как время катится в Казани золотое!»  —

времен застоя...

А время катится, как шар, по белу свету.

Другого нету...

Куда же время золотое закатилось,

скажи на милость?..

А позолоту наших дней изъела ржа вон.

Ау, Державин.