ИЗ ГОРОДА ЭНН

 

ОМРИ  РОНЕН

ПЛАГИАТ

Прошлой осенью, по приглашению московского Литинститута, справлявшего юбилей Георгия Иванова, я сочинял доклад о нем как об акмеисте и одновременно готовился к лекции о семантическом ореоле стихотворных размеров для своего аспирантского курса «Поэтика и риторика».

История этой концепции освещена в известной работе покойного М. И. Ша­пира «„Семантический ореол метра“: термин и понятие» (1991). Шапир отметил, что К. Ф. Тарановский, описавший специфическую для 5-стопного хорея тему трудного пути, напрасно сослался на В. В. Виноградова как на автора термина «экспрессивный ореол размера». На самом деле, по словам Шапира, Виноградов в книге «О языке художественной литературы» (М., 1959, с. 28) почти дословно, вплоть до курсивов и кавычек, воспроизвел то место из работы Б. В. Томашевского «Стих и язык» (1958), где говорилось, что каждый размер имеет свой «ореол», свое аффективное значение.

Я привык полагаться на эрудицию Шапира, но тут решил проверить, чтобы не ввести в заблуждение студентов. Виноградов был превосходный лингвист и литературовед; порой и он делал промахи (как в известном случае, когда в строке «Журавль у ветхого колодца» он причислил первое существительное к разряду птиц), но никогда не присваивал чужого. Что же произошло? Я перелистал книгу и на предыдущей странице 27 нашел полную и весьма почтительную ссылку на «Стих и язык». Оказалось, что дальнейшее было подробным пересказом достижений Томашевского, вполне уместным в научно-историче­ском обзоре, озаглавленном «Изучение языка художественной литературы в советскую эпоху (Приемы, вопросы, итоги)». Следовательно, Тарановский просто не обратил внимания на контекст раскавыченной цитаты и приписал в этой своей статье концепцию Томашевского Виноградову, а Шапир, знавший Томашевского назубок, увидел неточность Тарановского и, не став разбираться в подробностях, вежливо уличил Виноградова в плагиате — которого не было.

В юбилейном докладе о Георгии Иванове речь шла и об его известной переимчивости: но мы знаем, что у поэтов заимствование — не плагиат, а «цитатность», дистанцированный повтор, художественный прием со своими специальными функциями — поэтической, семантической и полифонической. Поэтам не надо ссылаться на своих предшественников. Но ученого отличает от дилетанта или шарлатана обычай составлять так называемый «аппарат», то есть библиографию научных источников. Это особенно важно в наши дни, когда сделать интересное наблюдение о Пушкине, Мандельштаме или Набокове легче, чем установить, кто уже сделал его прежде, но, кроме того, потому что сознательный и беспардонный, а не просто случайный плагиат приобрел массовый характер.

Мне захотелось написать об этом. И тут, по счастливому совпадению, работая над Ивановым, я как раз наткнулся на свой собственный плагиат, в котором хочу покаяться сейчас, прежде чем пенять другим, — в частности тем, кто рассматривал мои исследования и университетские лекции как res nullius. (Один шутник в Сети уже давно назвал мое имя условной ссылкой литературоведов, вместо «некто» или «не знаем кто».) Описывая случаи, когда сотоварищи по цеху пользовались стихами Георгия Иванова, я обратился, разумеется, к знаменитой строке Мандельштама «услышать ось земную, ось земную». О ней писали не раз, первым — К. Ф. Тарановский, и ее связывали с необычным образом из ивановской «Литографии» (1914): «Спокойно все. Слышна коман­-да с рубки, / И шкипер хочет вымолвить: „Да брось…“ / Но спорит друг.
И вспыхивают трубки. / И жалобно скрипит земная ось».

Читатель рубрики «Из города Энн» и книги «Шрам», может быть, помнит в очерке «Ось» наш общий с покойным М. Л. Гаспаровым комментарий к стихотворению «Вооруженный зреньем узких ос...». Гаспаров упомянул в своем анализе брюсовскую «Земную ось», я добавил рецензию Блока на этот сборник — с точным источником и ивановского, и мандельштамовского образа: «Действующие лица <…> будто <…> вот-вот услышат медленный и оглушительный визг земной оси». Для доклада, однако, я решил на всякий случай заглянуть в подробный комментарий к стихам Мандельштама, над которым я работал много лет и в конце концов оставил в старом своем компьютере.
В нем я нашел, что впервые этот блоковский подтекст отметила для Мандель­штама Лена Силард в статье «Слово у Мандельштама» (сб. докладов «Структура и семантика литературного текста» (Budapest, 1977, с. 85—86)). Удивительно, что ни М. Л. Гаспаров в своей монографии о гражданской поэзии Мандель­штама, ни я не вспомнили об этой важнейшей статье, хотя я немедленно получил ее из Будапешта и в 1978 г. ознакомил с ней Тарановского, сославшегося на нее в сербском и русском изданиях своей книги о Мандельштаме (см.: Таранов­ский К. Ф. О поэзии и поэтике. М., 2000, с. 152—153), не совсем обоснованно поставив на вид Лене Силард ее упущение — отсутствие параллели с «осью мира» из «сталинской оды», которой она в то время не могла знать. В докладе об Иванове, еще не опубликованном, я отдал должное приоритету Лены Силард, а сейчас пользуюсь случаем, чтобы принести моей дорогой коллеге запоздалые извинения.

Тут мне нет оправдания: разве только то, что, сочиняя «Ось», я положился на стареющую память и на библиографию в книге Гаспарова и поленился заглянуть в свой старый Макинтош. По такой же забывчивости в тартуском докладе «Авторский корпус как целокупность» я привел без примечания стихи Боратынского: «Сначала мысль, воплощена / В поэму сжатую поэта, / Как дева юная, темна / Для невнимательного света; / Потом, осмелившись, она / Уже увертлива, речиста, / Со всех сторон своих видна, / Как искушенная жена /
В свободной прозе романиста; / Болтунья старая, затем / Она, подъемля крик нахальный, / Плодит в полемике журнальной / Давно уж ведомое всем». Эпи­грамма хорошо описывает три фазы в смене преобладающих литературных видов, но ее уже цитировал Тынянов по сходному поводу в статье «О Хлебникове». На незнание свалить свою вину не могу.

Незнание, конечно, не резон, но по крайней мере исключает нечестный умысел. По незнанию, например, я упустил важную ссылку в сопоставительном аппарате к моему наблюдению о строке «И мальчики кровавые в глазах» из «Бориса Годунова». Я писал о ней в статье «Два полюса парономазии» (1987, 1989), переизданной под заглавием «Каламбуры» в рубрике «Из города Энн» и в книге «Шрам». Эта знаменитая фраза из «Бориса Годунова» представляет собой пример скрытой игры слов, построенной на звуковых ассоциациях названия «Углич». Словарь Даля приводит два русских идиоматических выражения, описывающих болезненное мелькание в глазах: «Мальчики в глазах: рябит, зеленеет» и «Угланчики в глазах бегают, мальчики, мухи, пестрит, темнит». Слово «углан» тюркского происхождения, оно значит «мальчик». Слова Бориса, таким образом, одновременно описывают болезненный симптом, «красную скотому», и подспудно намекают на слово «Углич». Недавно в сборнике «Современная русская лексикография. 1981» (Л., 1983) я наткнулся на статью прекрасного специалиста Ю. С. Сорокина «„И мальчики кровавые в глазах…“ (Фразеолого-стилистический комментарий к пушкинской строке)». Сорокин подробно разобрал идиоматический смысл выражения, цитируя и Даля, и другие источники. Приводя параллельное выражение «уланчики в глазах» (не «угланчики»), Сорокин не увидел тут потенциальной игры слов и остановился там, где я начал, но сослаться на его лексикографическое открытие я был обязан. Делаю это сейчас задним числом.

Исследователям «Бориса Годунова» известно, какие соблазны таит эта вещь для литераторов и литературоведов некоторого склада. Симметрию в ее композиции частично описал Д. Д. Благой. Зоркость его находки заставила позднейших авторов заподозрить здесь то, что называлось «благиатом». Теперь, в наши снисходительные дни, судя по Интернету, «благиат» означает плагиат с благими намерениями, но когда-то это был презрительный каламбур, основанный на фамилии того филолога, которого Мандельштам назвал «лицейской сволочью, разрешенной большевиками для пользы науки». Ю. Г. Оксман вспоминал (в рукописном меморандуме, опубликованном М. О. Чудаковой и Е. А. Тоддесом), что Благой не только устранял из своих книг ссылки на тех, кто был репрессирован или, по его мнению, мог быть репрессирован повторно, но не оговаривал и заимствования у литературоведов, не подвергавшихся репрессиям. «Он был всегда на редкость впечатлителен». Н. Е. Прянишников во втором издании своих содержательных «Записок словесника» (Оренбург, 1963) нашел многочисленные «странные сближения» между книгой Благого «Мастерство Пушкина» (1955) и собственной статьей о прозе Пушкина (1937) и отозвался о могущественном коллеге с убийственной вежливостью: «Поскольку Д. Благой не ссылается на мою работу, выходит, что мы здесь имеем совпадение в наблюдениях, — разумеется, лестное для пишущего эти строки».

Совпадения, разумеется, бывают, и, если они случайны, свидетельствуют, как повторенный опыт в естественных науках, о верности совпавших наблюдений. Однако, заметив повторение, автор позднейшей работы должен его признать за собой и оговорить. Быль молодцу не в укор. Летом 1987 года я преподавал в русской летней школе в колледже Мидлбери и часто встречался там с покойным Е. Г. Эткиндом, который мне подарил только что вышедший под его редакцией юбилейный пушкинский том «Revue des йtudes slaves». Пушкинисты из Мидлбери с энтузиазмом обратили мое внимание в этом сборнике на статью самого Эткинда о злободневном происхождении одной подробности из «Бориса Годунова». Басманов обещает царю поймать Самозванца («Его в Москву мы привезем, как зверя / Заморского, в железной клетке») точно так же, как маршал Ней пообещал Людовику XVIII привезти бежавшего с острова Эльба Наполеона в железной клетке в Париж, но при первой же встрече перешел на сторону «узурпатора», как Басманов на сторону Самозванца. Сопоставление и впрямь замечательное, но память у меня тогда была еще надежная, и я, как сомнамбула, пошел и повел собеседника в библиотеку прямо к полке, где стоял двухтомный «Пушкин» Томашевского. О Басманове и Нее говорилось на с. 176 второго тома, в известной монографической статье 1954 года «Историзм Пушкина».

Ефиму Григорьевичу на это совпадение указывали и устно и в печати, но он не обращал внимания. Он был полиглот, отличный переводчик, например, Шиллера, обаятельный преподаватель, а как ученый — талантливый пересказчик, адаптировавший научные идеи на свой лад для широкой аудитории, не всегда помня об их источнике. Читатель может сравнить его «опыт композиционной интерпретации» блоковских «Шагов Командора» (1986) и хорошо извест­ные специалистам тезисы Вяч. Вс. Иванова «Структура стихотворения Блока „Шаги Командора“», опубликованные в Тарту в 1975 году. По своему артистическому темпераменту пренебрегая, как Брехт, «интеллектуальной собственностью», он был, однако же, чувствителен, если не ссылались на него самого, хотя бы речь шла у него о теоретических общих принципах, например, композиционных, открытых не им, а В. М. Жирмунским или Р. О. Якобсоном. Меня он часто спрашивал: «Отчего вы не ссылаетесь на мои работы?» Я отвечал: «Если будет повод, непременно сошлюсь». Наконец случай представился: я писал о насекомых у Олейникова и Заболоцкого, а о последнем у Эткинда были оригинальные замечания. Но Эткинд скончался, и я выступил с докладом — как раз о замогильном жуке-человеке — уже на чтениях, посвященных его памяти. Иногда мне снится, что я умер и навстречу мне выходит Ефим Григорьевич со своим вечным вопросом: «О., почему вы на меня никогда не ссылаетесь?» И я отвечаю ему с загробным смехом: «Э, нет, Е. Г., я на вас сослался — и очень уместно, судя по нашим обстоятельствам. Где тут у вас библиотека?»

В том же парижском пушкинском сборнике были и другие статьи, дававшие повод к нареканиям. Е. А. Тоддес, когда я, его многолетний благодарный читатель, впервые познакомился с ним лично, не без горечи поставил мне в упрек статью пушкиниста, который когда-то посещал мои лекции и семинары в Йельском университете. В его, в общем, малопримечательном разборе последнего лирического цикла Пушкина выделяются важные наблюдения о связи каменноостровского триптиха «Отцы пустынники и жены непорочны...», «Подражание итальянскому» и «Мирская власть» с чтениями на Страстной неделе, а также о контрасте между религиозными стихами этого цикла и стихотворением «Из Пиндемонти» как светским и даже «языческим». К сожалению, первая мысль принадлежала В. П. Старку, а вторая — самому Е. А. Тоддесу, как и многое другое в парижской статье. Если относительно работы Тоддеса, вышедшей в рижском сборнике «Проблемы пушкиноведения» (1983), автор мог отговориться ограниченной доступностью этого издания, то уж насчет Старка этого никак не скажешь: его статья была напечатана в самом главном из пушкиноведческих периодических изданий, «Пушкин. Исследования и материалы»
(т. Х, 1982). Я объяснил Евгению Абрамовичу, что автор статьи неодно­кратно выступал с докладами и печатал работы на темы моих лекций. Когда
К. Ф. Тарановский без обиняков заметил ему, что уже много лет слышит от меня о моих наблюдениях над парономазией в прозе, он отвечал, что все это он придумал сам, а моих лекций о Набокове или о Пушкине вообще не посещал. Ничего не поделаешь, хотя есть немало свидетелей тому, что во время разбора пушкинских абзацев в «Даре» он спросил меня: «Как вы это называете? Парономазия?» Между тем этот автор — человек даровитый. Он заметил, например, что заглавие сборника Ходасевича «Путем зерна» — синонимическая игра слов с фамилией автора: «Ход сева».

Мильтон пишет в «Иконоборце», что если заимствующий не улучшает того, что позаимствовал, то это среди хороших писателей считается плагиатом. След­ст­венно, в обратном случае — даже в науке, а не только в изящной словесности — следует принимать во внимание качество изложения при заимствовании.
Я предложил когда-то мимоходом в дружеской беседе — со слов израильской поэтессы Леи Гольдберг, хорошо знавшей берлинскую среду Набокова-Сирина, — еще один прототип Кончеева в «Даре», а также указал на сходство стихов и внешности Кончеева с Комаровским. Приятель предал эту гипотезу гласно­сти в устном докладе и в печати, но сделал это с таким блеском, что было бы мелко с моей стороны иметь к нему претензии.

Кстати о докладах. Самый досадный для жертвы вид плагиата — это плагиат в живом слове. Вчуже, в печати или в Сети, мы все стерпим, как бумага.

На съезде американских славистов в Новом Орлеане, если не ошибаюсь, в 1986 году, я присутствовал на секции, где Б. М. Гаспаров делал доклад, посвященный «Стихам о неизвестном солдате» Мандельштама. После него выступила, как положено, «discussant», назначенная заранее «обсуждательница» (в мужском роде это слово фигурирует в словаре Даля). Роняя каждую фразу как новый перл премудрости, она объяснила образ «океана без окна» монадами Лейбница «без окон и дверей», а «луч» «от битвы вчерашней», летящий в глубь вселенной, истолковала в связи с «Люменом» Фламмариона. Все чин по чину. Напрасно ждал я, однако, ссылок на покойную Н. Я. Мандельштам или на живого себя. Послушав, я тихо вышел из аудитории.

Некоторое время спустя незнакомая женщина подошла ко мне в кулуарах и сказала по-английски, но грубым тоном: «Вы покинули заседание во время выступления N. Так в научном обществе не ведут себя». Я разозлился и ответил: «Я видел в амстердамском зоопарке репродукцию с иконы сиенской школы, „Madonna degli Occhi Grossi“, над клеткой самки бабуина, нянчившей детеныша. Выступление N. к науке относится, как та мамаша к Пресвятой Деве», (мое чересчур изысканное сравнение было вызвано обстоятельством, которое называть не надо.) Через несколько месяцев, на другой конференции, ко мне ринулась сама обсуждательница со сжатыми кулаками и крикнула: «Уверяю вас, что я не девственница в науке». — «Прошу прощения, я не утверждал, что вы девственница, а еще менее того Пресвятая Дева, это вам пересказали неправильно, но если хотите, чтобы вас считали научным работником, то извольте ссылаться на источники, а не преподносить чужие мысли как свои».

Обсуждательница была автором диссертации о цитатности «Братьев Карамазовых». Основная идея ее труда, антибахтинианская по существу, хоть автор это и затушевал, заключалась в том, что полифония Достоевского во всех элементах текста, подтекста и контекста «Братьев Карамазовых» все-таки ведет к триумфу правды авторитетного слова. Мысль справедливая, но ее научный недостаток в том, что она взята из старой (1929) рецензии Н. Берковского на Бахтина, в которой говорилось так: «По мнению Бахтина, в романах Достоев­ского отсутствует авторская режиссура, даны равноправные меры („голоса“) личных сознаний, никак не сводимые к единому сознанию автора, каждый голос живет одиночно, в результате роман получается как многоголосие, „полифония“, никак не объемлемая единым авторским голосом. В действительности роман Достоевского чрезвычайно объединен, и именно авторской мыслью, авторским смыслом; через показательное раскрытие фабулы автор судит „голоса“ своих героев; к концу фабулы, на которой испытывается („провоцируется“ по удачному выражению Бахтина) и мир героя и его мировоззрение, выносится по первой инстанции авторский приговор».

Напрасно читатель стал бы искать имя Берковского в указателе, его там нет, «подтекст зашифрован», зато одна главка книги называется «Плагиат как вид цитаты».

Не все рискуют употреблять такие недомолвки. Едва ли не самый распро­страненный метод «заимствования» с сохранением видимости приличий заключается в том, что автор мимоходом упоминает источник своих идей, а потом пишет: к этому можно прибавить следующее. И излагает немного иначе нечто, содержащееся в источнике, но уже без ссылок, то есть от своего имени. Этот прием особенно легко применим, когда источник заимствования на одном языке, а новый текст — на другом. Одна знакомая пушкинистка, готовившая книгу на основании своей диссертации, выступила с докладом в университете, где одна из аспиранток сочиняла тезис на близкую тему. Книгу той пушкинистки в английской версии к печати в этом университете отказались принять, зато статья аспирантки под названием «Двусмысленность как действующий фактор у Пушкина и в исторических трагедиях Шекспира» именно с такой застенчивой ссылкой на чужую диссертацию была опубликована в «Slavic Review» в 1996 году: читатель-специалист может проверить. В новейших работах на эту тему сначала цитируют, понятно, статью 1996 года, а уж потом, как вторичную, книгу докладчицы, опубликованную на русском языке в 1997-м.

Совсем недавно я заметил в Сети доклад о стихотворении Мандельштама «К немецкой речи», прочитанный на «научно-практической» конференции «Культура чтения, прочтения и интерпретации» (14 мая 2008 года). В начале его указывается, что на эту тему писали такие-то (названо пять имен, в их числе мое). Через несколько страниц докладчик пересказал без всякой ссылки, неуклюже и с неубедительным выводом мою расшифровку мандельштамовского «бога Нахтигаля» на основании подтекста из Гейне и предполагаемой игры слов: «В начале был Соловей» — «В начале было Слово». Читатель, который, может быть, помнит краткий разбор этого образа в моей прошлогодней сентябрьской рубрике, посвященной А. Е. Парнису, заподозрит в плагиате меня самого, однако эти мои наблюдения печатались на английском языке два раза, в 1985 и 1997 годах, а по-русски в «Литературном обозрении» за январь 1991 года и в послесловии к изданию: О. Мандельштам. Собрание произведений: Стихотворения. Сост., подгот. текста и примеч. С. В. Василенко и Ю. Л. Фрейдина. М., 1992, с. 235. Такой фортель, скажем, можно формально оправдать упоминанием моей фамилии в начале статьи. Но уж никак нельзя квалифицировать иначе, чем плагиат, гипотезу автора о том, что стихотворение посвящено дружбе Мандельштама с Гумилевым и что воспоминание о Гумилеве зашифровано в фигуре «немца-офицера». Мысль о связи между явным прототипом поэта-немца Клейстом и Гумилевым высказали в своей книге «Миры и столкновения Осипа Мандельштама» (2000) В. Я. Мордерер и Г. Г. Амелин — остроумно руководствуясь межъязыковым каламбуром: «клейстер» — «гумми». Имена Амелина и Мордерер в докладе не фигурируют.

О явных заимствованиях, которые никак не объяснить совпадением, защитники плагиаторов прежде говорили, что «ведь это носится в воздухе», а теперь, что авторства вообще не бывает и всё только часть «дискурса». У таких человеколюбивых покровителей передела чужого умственного добра две высокоидейных предпосылки: во-первых, «Собственность есть кража», во-вторых, «Тщетно, художник, ты мнишь, что творений своих ты создатель! / Вечно носились они над землею, незримые оку». Но речь идет о научных, а не о платонических идеях, да и те, если летают, как птицы, то не каждому дано их поймать. Оригинальными мыслями и открытиями обогащают воздух своего общества творческие люди, а в той среде, которая питает их самих, обитают проблемы, а не их решения. И вот в сфере проблематики в самом деле слетаются на тему-добычу стаи совпадений, если эта тема задана обстоятельствами всеобщего характера. Проблема, к которой я — без злободневного повода — обратился в очередном опыте, была: виды плагиата и его забавные и поучительные образчики. Как только первая страница черновика и общий план были у меня готовы, я почти одновременно получил бандероль из Киева и электронное письмо из Петербурга.

Бандероль с книгой «Свой счет» прислал мне друг детства, о котором я уже упоминал в рубрике «Из города Энн»: Ю. А. Фурманов, знаменитый хирург, заслуженный деятель науки и техники. В его увлекательных воспоминаниях я сразу наткнулся на эпизод, непосредственно относящийся к моей теме:

«Когда-то, в годы моей врачебной молодости, моими исследованиями по пластике трахеи и бронхов заинтересовался известный киевский отоларинголог, кстати, мой институтский преподаватель.

Пока методика осваивалась, я приглашался на операции, даже завел себе лобное зеркало, и все начало получаться.

Когда профессор овладел тонкостями, он прямым текстом предложил мне больше на операции не ходить, о нашем сотрудничестве никому не заикаться, „иначе я тебя по судам затаскаю!“. Это было сказано без обиняков, и я скромно отошел в сторону.

Профессор со своим доцентом получили Государственную премию, а обо мне никто и не вспомнил, ну разве что в том смысле, что да, что-то такое до них было, но это — мелочь, эксперименты на собаках, а тут — клиника!»

Электронное письмо с изложением случая сходного, но совсем недавнего и клинического только в переносном смысле слова, было от молодой коллеги — И. Ю. Светликовой.

Я познакомился с ней девять лет назад, когда она опубликовала интересную статью о Брике — «Губернатор захваченных территорий», а я написал ей письмо с одним замечанием по существу клички «Брик — ослиная челюсть» (ею Самсон бил филистимлян) и некоторыми советами. Выяснилось, что, вопреки имени «Илона», она не венгерка, как я думал, а из русских крестьян, и что давать ей советы — только сбивать со следа прирожденную охотницу, которая, если ее не отвлекать, выследит такое, чего не нашел бы никто. Во время ее докторской аспирантуры в Хельсинкском университете я, ее будущий экзаменатор на защите, только давал ей специальные консультации, в основном по вопросам, связанным с научным творчеством Р. О. Якобсона, но никогда не пробовал направлять ход ее изысканий.

В чем заключалась главная научная новизна и культурная польза открытий, изложенных в диссертации и книге Светликовой «Истоки русского формализма: Традиция психологизма и формальная школа»?

Предложенная филологам юбилейная анкета «Седьмых Тыняновских чтений» содержала вопрос: «Какова роль тыняновских представлений о стиховой семантике в методологии изучения стихотворного текста?» Я отвечал, отчасти вслед за старой (1924 года) рецензией Томашевского, капитулянтски и, как выяснила Светликова, неверно: «Здесь Тынянов создал темную метафорику, пользуясь своеобразными, более художественными, чем точными, переводами немецких терминологических выражений, и она поддается разным интерпретациям».

Правильно у меня только то, что источник терминологии был немецкий. Оказалось, что она и не темна, и не метафорична, а восходит к научному языку психологии, которая среди гуманитарных дисциплин XIX века стала было фундаментальной наукой, как механика — среди наук физических. Такой взгляд на психологию назывался «психологизмом». Подходящего лингвистического словаря в области семантики у формалистов еще не было, а был психологистский. Исследованию психологизма как языка или одного из языков формальной школы и посвящена книга Светликовой.

Формалисты искали слова для описания явлений, открытых ими в поэтическом языке, и воспользовались словарем психологии для новой области и, соответственно, в новом смысле. Разумеется, это не значит, как повторяют теперь невнимательные читатели Светликовой, что «антипсихологизм» формалисты провозглашали лишь для отвода глаз. Их «антипсихологизм» заключался в том, что они последовательно отвергали подмену литературоведения как специфической области знания психологическим анализом авторов и их героев. Зато формалисты пристально всматривались в психологические механизмы, с помощью которых порождаются и действуют художественные приемы.

Именно из психологистского инвентаря понятий пришли к Тынянову такие специфические термины, как «ряд», «теснота», «колеблющиеся» признаки — «представлений» у психологистов, «значения» у Тынянова, и т. д. Некоторые подобные понятия («вытеснение», «затемнение», «слияние», «остатки значений») казались и кажутся фрейдистскими некоторым коллегам Светликовой, но она убедительно объяснила, что на самом деле речь идет об использовании одного и того же психологистского языка в поэтике и в психоанализе. Корни этого языка довольно прочно позабыты; Светликова среди прочих источников научной терминологии и концепций формальной школы выделила И. Ф. Гербарта (1776—1841), пионера научной психологии, пытавшегося поставить ее на прочную математическую основу. В последние годы возрождается интерес к его наследию, и Светликову пригласили на конференцию, посвященную «гербартианству».

Доклад ее и книга пали на благодарную почву. К сожалению, однако, не все нынешние гербартианцы разделяют этические категории его общей теории ценностей: «достоверность», «последовательность», «благожелательность», «справедливость» и «воздаяние». Прошлой осенью на парижском симпозиуме, посвященном «Европе в России» — от Петра до «l’вge d’argent», в присутствии Светликовой (я уже писал, как неудобно бывает такое обстоятельство) выступил, как бы сообщая новейшую сенсацию, русскоязычный преподаватель из французского университета: «вот формалисты почему-то считаются антипсихологистами, а на самом-то деле…» — и с пафосом пересказал некоторые ее наблюдения, в том числе и о Гербарте, без всяких ссылок, да так изуродовав ее мысли, что ей вспомнился эпизод из романа Хаксли «Шутовской хоровод». Школьный учитель читает 63 ученических сочинения о папе римском и воссоединении Италии. Как в страшном кривом зеркале, он видит искаженные кусочки своих уроков и учебника истории, и только одна фраза повторяется неизменно во всех тетрадках: «Пий IX был ниже средних умственных способностей». Так и плагиаторы, но они хитры непропорционально другим своим дарованиям и подобно Пию IX могут наложить печать непогрешимости на самые пошлые извращения самых лучших идей.

Не читавшие книги Светликовой или не знающие русского языка участники конференции рассыпались в комплиментах замечательным открытиям до­кладчика.

Оказалось, что он успел тиснуть и статью о гербартианстве и русском формализме. В ней книга Светликовой упоминалась в начале, а потом уже шел монтаж ее наблюдений от собственного имени, без всяких ссылок на авторство.

Светликова пробовала протестовать, разослав письма организаторам конференции, но безуспешно: докладчик пригрозил ей точно так же, как отоларинголог Ю. А. Фурманову, что затаскает по судам за диффамацию. Как известно, подражание — самый искренний вид лести, а плагиат свидетельствует о ревнивом интересе. Парижскому докладчику владельцы предметов его вожделения дали звучное прозвище — «пигайрон». У плагиаторов есть одна завидная черта — они всегда безошибочно выбирают самые лучшие идеи для своего золотого промысла и уж никогда не станут пилить, как Паниковский и Балаганов, чугунные гири. Илоне Светликовой остается утешаться киплинговской азбучной истиной в переводе Гаспарова, будто как раз для этого случая оборачивающейся каламбуром: «И луну не делают в Гамбурге, и она не из чугуна».

Тот же Гаспаров, бывало, говорил мне, что я самый обкрадываемый из мандельштамоведов, и утешал меня русской крестьянской мудростью: надо сеять «и на трудящего, и на крадящего». В самом деле, ведь обкрадываемые богаты, а крадущие нищи. Но все-таки жалко, когда твои вещи с немым упреком смотрят на тебя с порочных страниц плагиатора, как на Марселя мебель добродетельной тетушки Леонии, отданная им в публичный дом.    

Анастасия Скорикова

Цикл стихотворений (№ 6)

ЗА ЛУЧШИЙ ДЕБЮТ В "ЗВЕЗДЕ"

Павел Суслов

Деревянная ворона. Роман (№ 9—10)

ПРЕМИЯ ИМЕНИ
ГЕННАДИЯ ФЕДОРОВИЧА КОМАРОВА

Владимир Дроздов

Цикл стихотворений (№ 3),

книга избранных стихов «Рукописи» (СПб., 2023)

Подписка на журнал «Звезда» оформляется на территории РФ
по каталогам:

«Подписное агентство ПОЧТА РОССИИ»,
Полугодовой индекс — ПП686
«Объединенный каталог ПРЕССА РОССИИ. Подписка–2024»
Полугодовой индекс — 42215
ИНТЕРНЕТ-каталог «ПРЕССА ПО ПОДПИСКЕ» 2024/1
Полугодовой индекс — Э42215
«ГАЗЕТЫ И ЖУРНАЛЫ» группы компаний «Урал-Пресс»
Полугодовой индекс — 70327
ПРЕССИНФОРМ» Периодические издания в Санкт-Петербурге
Полугодовой индекс — 70327
Для всех каталогов подписной индекс на год — 71767

В Москве свежие номера "Звезды" можно приобрести в книжном магазине "Фаланстер" по адресу Малый Гнездниковский переулок, 12/27

Михаил Толстой - Протяжная песня
Михаил Никитич Толстой – доктор физико-математических наук, организатор Конгрессов соотечественников 1991-1993 годов и международных научных конференций по истории русской эмиграции 2003-2022 годов, исследователь культурного наследия русской эмиграции ХХ века.
Книга «Протяжная песня» - это документальное детективное расследование подлинной биографии выдающегося хормейстера Василия Кибальчича, который стал знаменит в США созданием уникального Симфонического хора, но считался загадочной фигурой русского зарубежья.
Цена: 1500 руб.
Долгая жизнь поэта Льва Друскина
Это необычная книга. Это мозаика разнообразных текстов, которые в совокупности своей должны на небольшом пространстве дать представление о яркой личности и особенной судьбы поэта. Читателю предлагаются не только стихи Льва Друскина, но стихи, прокомментированные его вдовой, Лидией Друскиной, лучше, чем кто бы то ни было знающей, что стоит за каждой строкой. Читатель услышит голоса друзей поэта, в письмах, воспоминаниях, стихах, рассказывающих о драме гонений и эмиграции. Читатель войдет в счастливый и трагический мир талантливого поэта.
Цена: 300 руб.
Сергей Вольф - Некоторые основания для горя
Это третий поэтический сборник Сергея Вольфа – одного из лучших санкт-петербургских поэтов конца ХХ – начала XXI века. Основной корпус сборника, в который вошли стихи последних лет и избранные стихи из «Розовощекого павлина» подготовлен самим поэтом. Вторая часть, составленная по заметкам автора, - это в основном ранние стихи и экспромты, или, как называл их сам поэт, «трепливые стихи», но они придают творчеству Сергея Вольфа дополнительную окраску и подчеркивают трагизм его более поздних стихов. Предисловие Андрея Арьева.
Цена: 350 руб.
Ася Векслер - Что-нибудь на память
В восьмой книге Аси Векслер стихам и маленьким поэмам сопутствуют миниатюры к «Свитку Эстер» - у них один и тот же автор и общее время появления на свет: 2013-2022 годы.
Цена: 300 руб.
Вячеслав Вербин - Стихи
Вячеслав Вербин (Вячеслав Михайлович Дреер) – драматург, поэт, сценарист. Окончил Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии по специальности «театроведение». Работал заведующим литературной частью Ленинградского Малого театра оперы и балета, Ленинградской областной филармонии, заведующим редакционно-издательским отделом Ленинградского областного управления культуры, преподавал в Ленинградском государственном институте культуры и Музыкальном училище при Ленинградской государственной консерватории. Автор многочисленных пьес, кино-и телесценариев, либретто для опер и оперетт, произведений для детей, песен для театральных постановок и кинофильмов.
Цена: 500 руб.
Калле Каспер  - Да, я люблю, но не людей
В издательстве журнала «Звезда» вышел третий сборник стихов эстонского поэта Калле Каспера «Да, я люблю, но не людей» в переводе Алексея Пурина. Ранее в нашем издательстве выходили книги Каспера «Песни Орфея» (2018) и «Ночь – мой божественный анклав» (2019). Сотрудничество двух авторов из недружественных стран показывает, что поэзия хоть и не начинает, но всегда выигрывает у политики.
Цена: 150 руб.
Лев Друскин  - У неба на виду
Жизнь и творчество Льва Друскина (1921-1990), одного из наиболее значительных поэтов второй половины ХХ века, неразрывно связанные с его родным городом, стали органически необходимым звеном между поэтами Серебряного века и новым поколением питерских поэтов шестидесятых годов. Унаследовав от Маршака (своего первого учителя) и дружившей с ним Анны Андреевны Ахматовой привязанность к традиционной силлабо-тонической русской поэзии, он, по существу, является предтечей ленинградской школы поэтов, с которой связаны имена Иосифа Бродского, Александра Кушнера и Виктора Сосноры.
Цена: 250 руб.
Арсений Березин - Старый барабанщик
А.Б. Березин – физик, сотрудник Физико-технического института им. А.Ф. Иоффе в 1952-1987 гг., занимался исследованиями в области физики плазмы по программе управляемого термоядерного синтеза. Занимал пост ученого секретаря Комиссии ФТИ по международным научным связям. Был представителем Союза советских физиков в Европейском физическом обществе, инициатором проведения конференции «Ядерная зима». В 1989-1991 гг. работал в Стэнфордском университете по проблеме конверсии военных технологий в гражданские.
Автор сборников рассказов «Пики-козыри (2007) и «Самоорганизация материи (2011), опубликованных издательством «Пушкинский фонд».
Цена: 250 руб.
Игорь Кузьмичев - Те, кого знал. Ленинградские силуэты
Литературный критик Игорь Сергеевич Кузьмичев – автор десятка книг, в их числе: «Писатель Арсеньев. Личность и книги», «Мечтатели и странники. Литературные портреты», «А.А. Ухтомский и В.А. Платонова. Эпистолярная хроника», «Жизнь Юрия Казакова. Документальное повествование». br> В новый сборник Игоря Кузьмичева включены статьи о ленинградских авторах, заявивших о себе во второй половине ХХ века, с которыми Игорь Кузьмичев сотрудничал и был хорошо знаком: об Олеге Базунове, Викторе Конецком, Андрее Битове, Викторе Голявкине, Александре Володине, Вадиме Шефнере, Александре Кушнере и Александре Панченко.
Цена: 300 руб.
Национальный книжный дистрибьютор
"Книжный Клуб 36.6"

Офис: Москва, Бакунинская ул., дом 71, строение 10
Проезд: метро "Бауманская", "Электрозаводская"
Почтовый адрес: 107078, Москва, а/я 245
Многоканальный телефон: +7 (495) 926- 45- 44
e-mail: club366@club366.ru
сайт: www.club366.ru

Почта России