Григорий Кружков

ЧЕРТОВ ПАЛЕЦ

Вновь я ступлю босиком в этот прохладный, прозрачный

Чистый детства ручей и по гальке пойду разноцветной

В глубь галереи зеленой, под арку сквозную деревьев,

Кроны сомкнувших неплотно, чтобы в просветы и щели

Солнце могло проникать и копьем золотым прикасаться

К влажной коже ручья и высвечивать донные клады.

Там, в драгоценной мозаике, розовой и синеватой,

Я отыщу чертов палец желто-янтарного цвета,

Гладкий и круглый — из всех вожделенных сокровищ ребячьих

Самое редкое; в нем хоронилась какая-то тайна —

Жуткая, мерзкая, вроде ноги костяной, но при этом —

Что-то от века сужденное и золотое, как солнце.

Было отрадно и страшно таскать его всюду в кармане,

Пальцами тайно лаская, и знать его скрытую силу.

Чертов палец! И впрямь это было — как с чертом спознаться.

О, амулет окаянный! Власть или плен — не понятно.

Перст указующий, перст грозящий и путь закоснелый

Предков, уступка и воля, упорство и чуждая воля!

Был я только листком, уносимым волной по теченью,

В дни, когда босиком по щиколотку в холодящих

Струях ручья бродил я по гальке, по солнечным пятнам;

Путь под зелеными арками мнился тогда бесконечным,

Сумрак и вспышки лучей — сроднившимися навеки,

Тихо журчавший поток — неизменно и вечно текущим, —

Вплоть до мгновенья, когда я заметил в воде и, нагнувшись,

Поднял камешек круглый и длинный, внезапно в ладони

Странно толкнувшийся, как пескарик речной, — чертов палец!

ПОКЛОН ЭВКЛИДУ

1

Камень, канувший в воду, напишет вам имя мое

Крупными детскими буквами. Может быть, глупо,

А все-таки приятно быть геометрическим местом точек,

Равноудаленных от некоторой, называемой центром…

2

Как странно, что трапеции летают! —

Но лишь на первый взгляд, а на второй —

Чего ж им не летать, когда все небо

Похоже на таблицу умноженья?

Квадраты, треугольники, круги —

Их словно уток в воздухе осеннем…

И кличут и зовут…

 Попробуй тут

Не полети, когда в ушах гремит,

Как на турецкой свадьбе? Поневоле

Вздохнешь и полетишь, еще робея…

3

Молодость в сердце толкнулась: формулы начал писать,

Ципфа и Хипса законы вывел почти что из пальца…

Думал: напрочь забыл — ан нет! еще помню, как брать

Производную от степеней и решать уравненья

Дифференцьяльные. Скоро, наверно, и детство вернется:

Буду в индейцев играть, буду Жюль Верна читать…

ДВА СНА

Много вещих снов я видел в детстве,

два из них запомнились навеки.

Первый — гонится за мною ведьма…

Вижу снег крупитчатый, искристый,

тьмы провалы между фонарями.

Я на саночках по улице заледенелой

мчусь — никто меня не тянет —

ни отец, ни мать — сам за веревку

дергаю и мчусь,

 а ведьма догоняет.

Сон второй — он с небольшим прологом,

как баллада Оссиана: прилетело

воронье, расселось на деревьях —

и скрипят, сгибаются деревья, как от ветра,

и кричат вороны…

                                          Дальше —

Отрок я, дерзающий, но робкий;

я вхожу в пещеру, где мужи пируют

вкруг огня высокого, большого,

пьют ковшами пиво, жарят мясо.

Подхожу: все взоры обратились

на меня. Под смех и восклицанья

самый главный, самый сильный воин

подает мне жареное мясо

на конце меча — чтоб снял зубами.

Я шагнул вперед, но оступился —

и упал на меч, от жира скользкий!

Закричали мерзостные враны,

поднялись с деревьев, заплескали

черными крылами…

                                                Значит, боги

нас предупреждают изначала,

ставят знак на скользком повороте,

чертят руны на чужих обоях,

как немые, пальцами, губами

объясняют что-то — и впадают

в гнев, когда мы их не понимаем.

* * *

Поэзия эпохи Сун.

Когда-то я ее любил.

Вечерний ветерок рябил

гладь озера. Дрожанье струн.

Закат. Роса на рукаве.

В руке прощальное вино.

Отъезд в провинцию Юэ.

Все это было так давно.

А ныне, что рукой ни тронь,

все это падает из рук.

В жаровне гаснущий огонь,

и циня дребезжащий звук.

Поэзия эпохи Дзынь…