Вадим Муратханов

СЕДЬМОЕ НЕБО

К пространствам чистым и немым,

где обитают только птицы,

не мы причастны, и не мы

чертили там свои границы.

Орлов небесные дворцы —

над остальными небесами.

Не оскверняют их скворцы

полуземными голосами.

Не попадет на их порог

сороки верткой небылица

и тугогрудой голубицы

жильем пропахшее перо.

Там мир иной. И с давних пор

в его религии холодной

нечистоплотный птичий двор

бытует в роли преисподней.

НЕЗНАНЬЕ

Впервые над скамьей моей

слегка поскрипывает ель.

Танцует лист безумной птицей.

Впервые не могу понять,

зачем царапает тетрадь

карандаша сухая спица.

Я лучше чувствую беду.

Я в первый раз не на виду

у всех ищу ее названье.

И так нелепо рифмовать,

как к чьей-то боли ревновать

открывшееся мне незнанье.

ПУШКИН

1

Здесь мерзкий климат. Так и не привык.

От ледяных ветров и брызг соленых

мутит. А этот варварский язык!

Не зря его стесняются в салонах.

В таком краю недолго до петли.

Начальство нас бранит из-за парада:

затеяло — теперь само не радо.

Три дня закрыт балет. И Натали

не пишет, позабыла друга.

А Пушкина, ее супруга,

давно пора бы вызвать на дуэль —

уж вот кто надоел, так надоел.

2

Печалью поделиться бы. Но с кем?

Далекий след змеится за санями.

Как тяжело на цифре тридцать семь

быть искренним лишь с милыми тенями.

Не пишется. Все мысли о юнце

с улыбкою глумливой на лице,

о девочке с раскосыми глазами…

Теперь, мои стихи, ступайте сами

из книжки в книжку и из уст в уста

без правки и родительского взгляда.

О красных пятнах снежного холста

биографам заботиться не надо.

* * *

Январь российский резче. Розовей

в нем неба край. И снег не тает в полдень.

Рука, как безымянный зверь,

никак в перчатку стылую не входит.

Заденет встречный меховым плечом.

Из-под ноги экспресс уйдет с вокзала.

И сам себя построчно перечтет

шарф, что в дорогу женщина связала,

когда неловко схватишься за нить.

Зато пути земного середина

видна. И след готова сохранить

заснеженного города равнина.

* * *

А помнишь, в ледяной купели,

где промелькнула возле ног

спина испуганной форели,

ты долго выстоять не мог?

Не нов для мира ты, не вечен.

Тебе не предоставят кров

укромные тела скворечен,

огромные тела китов.

Уйдешь, оставив без присмотра

и стол, и дом, и урожай —

уже наутро буквы стерты,

пуста заветная скрижаль.

Но никогда шагнуть не рано

в ту воду: во вчерашнем дне —

реки извилистая ванна

и рыба-молния на дне.