Василий Русаков

* * *

С утра ремонт, за стенкой пилят,

И сверлят, и ломают быт,

И день, простреленный навылет,

Уже практически убит.

Еще в окне лазурь и глянец

И солнце ловят на блесну,

А я почти как иностранец

Смотрю на новую весну.

Наш голый двор пустынно-звонок,

И тень ползет по кирпичу…

Внизу рассерженный ребенок

Орет дурное: «Не хочу!» —

Убил бы, кажется… но эти

Не стоит мысли разбирать…

Я не смогу уже на свете

Ни так смотреть, ни так орать…

* * *

Это не страшно — нести покойника:

За руки брали, на доски клали

Бабушку Марту… и стебли донника

До могилы ее провожали.

Их желтоватая кожа нежная

Словно пропахла прохладой влажной...

Желтый песок и метель бесснежная

Донника возле канавы дренажной.

Что прицепился, цветок пахучий?

Вспомню ли твой аромат я завтра?

Два землекопа с песчаной кручей

Ловко справляются… Тетка Марта,

Что же, прощай. Закрываем табель

Этой последнею важной датой…

Встал караул желтоватых сабель

Возле скамьи горбатой.

* * *

В непривычной обстановке

Я стою на остановке,

От других неотличим,

Солнце, лето — все, как надо,

Полбутылки лимонада…

Замечательный зачин!

Что же все же непривычно? —

Все обычно, все отлично,

Все, как надо, — день, жара.

В этой томной преисподней

Нет работы на сегодня

И на завтра, все — вчера.

Ты вчера — шильонский узник,

А сегодня твой союзник —

Жаркий полдень отпускной,

Глупый имидж полуголый,

Полбутылки кока-колы,

Яркий полог навесной…

* * *

Так и проехал бы всю страну,

Нижнею полкой располагая,

Переходя от окна к окну;

Вот она жизнь, не моя — другая.

Разве что снилась, да сон пустой;

Нынче же вот — хоть руками трогай…

Юг, с непроглядной его листвой,

С нетерпеливой его дорогой…

Страшно, что выйдешь, и где тот юг?

Пыльная площадь полна таксистов…

Все же надеешься — вдруг… а вдруг?..

Душно. Полуденный жар неистов.

* * *

                                             Арону Зинштейну

В квартале узеньком, где музыка и тень,

Быть скифом, быть, как сказано, сарматом,

В квартале узеньком — случайно не задень

Прохожего — в квартале тесноватом

Бродить и, словно эхо, повторять

Названия: carer de la… и сразу

Их забывать. И доставать тетрадь…

И класть обратно, не закончив фразу.

В квартале узеньком, где лавок дребедень,

Где мостовые незнакомы с солнцем,

Быть питерцем, но отпускная лень

Тебя легко причислит к каталонцам.

О, как приятен нетяжелый труд —

Ходить, смотреть — все маяки известны…

Побыть художником, пусть несколько минут,

Чтобы украсть хоть этот миг у бездны.

* * *

Твой русский здесь не нужен никому,

Английский твой — его не существует,

Немецкий твой… И сам я не пойму,

Не объясню, не справлюсь, и уму

Здесь тесно. Сам себе язык токует.

Вся область смыслов, выяснилось, спит.

Доходит слов невнятная морзянка.

Остался сон, остался аппетит,

Холодный воздух сыростью налит.

Душа моя, ты тоже россиянка!

В тебе так странно сила языка

Становится бессилием, веригой,

А сказано: и финн, и ныне дикий…

Как эта мысль ужасно далека! —

Ты ни при чем, могучий и великий…

* * *

Вид в зеркале заднего вида —

Дорога, скользящий пейзаж.

Смотри, за спиной Атлантида,

А разум не чувствует наш:

Все тонет — и вряд ли вернется,

Мелькнет — и исчезнет навек…

Ни дня, ни холодного солнца,

Лишь стылой России ковчег.

Поэтому как-то не очень

Люблю расставаться, и так

Стихи мои стали короче,

И в жизни сплошной кавардак,

Малейшее слово — обида,

И нет ничего впереди…

Вид в зеркале заднего вида

Есть способ не сбиться с пути.

Но едем, и синий «фольксваген»

Везет нас, и снег голубой —

С отливом, как финские флаги.

Балтийской метели прибой

Бьет в стекла, дорога избита,

И фраза не стоит рубля:

Вид в зеркале заднего вида —

Граница, чужая земля.