ТРИ ВОЙНЫ

Агатон Фэн

Записи 1812 года,
служащие к истории императора Наполеона

Часть четвертая

Наступление на Смоленск и пребывание в Смоленске

…Даже когда искусный генерал действует наилучшим образом, все дело на три четверти зависит от случая.

Тюренн

Глава I

Наступление на Смоленск и взятие сего города (15—17 августа 1812 г.)

10 августа император принял решение наступать на Смоленск. 13-го, еще до рассвета, он выехал из Витебска. В течение предшествовавших трех дней корпусам были разосланы приказы, и они начали движение. Первыми двинулись Мюрат и герцог Эльхингенский. Наполеон с гвардией следовал за ними по большой дороге из Витебска в Киев, имея в арьергарде вице-короля, выступившего с дальних квартир. Весь день 13-го войска шли вдоль правого фланга неприятеля, а к вечеру достигли Днепра, сего Борисфена античности. Берега его не имели в себе ничего примечательного, а ширина не превышала сорока или пятьдесяти туазов, являя собой картину пошлой обыденности. При сем зрелище рассеялись все романтические иллюзии о сей границе Востока.

Герцог Эльхингенский и король Неаполитанский встали на бивуаки в окрест­ностях Хомина, а остальная армия немного выше по течению Днепра, и неподалеку расположилась палатка императора, который провел ночь в окружении своих гренадер.

Утром 14 августа авангард перешел через реку по свайному мосту и направился к большой дороге, находившейся в одном лье от переправы. Тем временем остальные корпуса перешли по мосту, наведенному генералом Эбле перед Рассасной.

Одновременно к левому берегу подошел корпус принца Экмюльского, вышедший из Дубровны. После шестинедельного разлучения под команду принца возвратились его дивизии, отделенные еще в Вильне. Командиры и солдаты были рады сей встрече, и лицо самого маршала сияло, когда он дефилировал перед императором во главе своего пятидесятитысячного корпуса.

Далее в одном лье по параллельным дорогам шли из Могилева к Смоленску вслед за общим движением поляки князя Понятовского и вестфальцы во главе с герцогом д’Абрантесом. 

Менее чем за сорок восемь часов французская армия переместилась на совершенно иную операционную линию. Неприятель все еще полагал ее находящейся у Витебска, а она уже достигла левого берега Днепра и двигалась по большой дороге из Варшавы в Москву.

Пока Наполеон производил, возможно, самый блестящий за всю кампанию маневр^[1], русская армия балансировала на маршах и контрмаршах позади избранной ею линии между Витебском и Смоленском. С Багратионом пришло не более тридцати тысяч. Зато у Барклая, получившего подкрепления, было более восьмидесяти, и он имел приказ маневрировать и обороняться в ожидании подхода больших сил из внутренних губерний.

Но как могли договориться два соперничающих военачальника в столь затруднительных обстоятельствах? 8 августа Барклай прекратил маневрирование, чтобы повернуть направо, но Багратион хотел идти к Смоленску. Вскоре Барклай решился опять повернуть к Витебску, и Багратион, повинуясь приказу, пошел назад от Смоленска и оказался в окрестностях Надвы.^[2]

Багратион боялся обнажить свой левый фланг. Он направил на другой берег Днепра в качестве обсервационного корпуса дивизию Неверовского, только что прибывшую из Москвы, и несколько кавалерийских полков.^[3]

Неверовский был сразу же встречен нашим авангардом. Сначала из Ляд были выбиты казаки, а затем дивизия Ледрю штыками оттеснила из Красного пехотный полк. И наконец, авангард атаковал корпус численностью от восьми до десяти тысячи человек. Генерал Неверовский вскоре понял всю опасность своего положения и угрозу для Смоленска. Крепость сия осталась без защиты, поелику оборонявшая ее армия отошла к к Витебску. Если бы корпус Неверовского опоздал, то в Смоленске не оказалось бы ни одного человека, чтобы закрыть городские ворота перед французами. Положение могло быть спасено только поспешным отступлением. Но как пройти по этим пустынным пространствам среди моря неприятельской кавалерии, угрожавшей полным окружением? Положение Неверовского было таково, что любой не столь твердый и стойкий генерал сложил бы на его месте оружие.^[4] Но Неверовский помышлял лишь об исполнении своего долга, независимо от того, что может из сего воспо­следовать. Он разделил свои войска на две сомкнутые колонны и построил их в одно большое каре; хоть и окруженный со всех сторон, Неверовский с боем отступал.^[5] Наша артиллерия с легкостью разгромила бы неприятеля, но, к несчастью, она задержалась в дефиле у Красного, а легкая кавалерия, подогреваемая нетерпением короля Неаполитанского, не стала ждать, пока картечь проложит ей путь. Свыше сорока раз она кидалась в атаку и несколько раз проникала внутрь каре… но сама неопытность русских крестьян, составлявших сие войско, придавала им ту медлительность, каковая заменяла стойкую оборону. Порыв конницы затухал в сей сплоченной толпе, которая постоянно сплачивалась, дабы заполнить возникавшие пустоты. Наконец самая блистательная доблесть иссякла от сих бесполезных ударов по сплоченной массе, которую было невозможно разломить на куски. Русские выиграли и подошли к Смоленску, усеяв дорогу телами своих солдат. Мы захватили у них все орудия и все зарядные ящики, и только с наступлением темноты наша кавалерия прекратила наскоки на неприятеля.^[6]

В тот же вечер палатка императора была поставлена на бивуаке у Boyarin-Kowa. Это произошло накануне его <Наполеона> дня, и взятые в бою у Красного трофеи заменили поздравительные букеты. Ему презентовали восемь пушек, четырнадцать зарядных ящиков и тысячу пятьсот пленных.^[7] Король Неаполитанский, вице-король, принц Экмюльский, герцог Эльхингенский и другие военачальники, квартировавшие поблизости, собрались вокруг Наполеона, который с удовольствием отвечал на их поздравления и говорил о своих планах. «Мы возьмем Смоленск и перейдем Борисфен, чтобы ударить неприятелю в спину». Пока шли речи о сих надеждах, играла музыка оркестры и по всей линии войск гремели залпы приветственных салютов.^[8]

15 августа продолжалось наступление на Смоленск, и к ночи до города оставалось всего несколько лье. Авангард разбил биваки у Лубни, а император остановился возле почтовой станции в Корытне.

16-го в восемь часов утра легкая кавалерия короля Неаполитанского и корпус герцога Эльхингенского были перед Смоленском. Уже давно не видели мы башен, бойниц и высоких зубчатых стен. «Наконец-то настоящий город!» — восклицали солдаты. Военачальники рассматривали импозантную стену и новые укрепления, вкрапленные в нее в разное время. Было решено неожиданно для русских штурмовать крепость, где находились, судя по всему, только остатки корпуса Неверовского.^[9]

Пока кавалерия очищала долину и загоняла в крепость немногих казаков, герцог Эльхингенский преследовал стрелков, которые во множестве пытались защищать подходы к Красненскому предместью. Вскоре появился император и лично возглавил первую рекогносцировку. Среди его адъютантов появился генерал Рапп, только что прибывший из Данцига.

Справа от дороги бросалось в глаза некое большое сооружение, так называемая цитадель, глинобитное сооружение довольно убогого профиля. Наши стрелки уже расположились по ведущим к нему оврагам. На помощь им был послан батальон 46-го полка, который с ходу атаковал русскую пехоту и принудил ее укрыться в городе. Как сказал маршал Ней, «cия атака одного батальона против крепости есть самый доблестный подвиг из всех, виденных мною».

Едва он произнес сии слова, как излетная пуля задела ему шею. Со всех укреплений поднялся ураганный огонь. Под прикрытием более чем шестидесяти пушек из крепости вышли массы пехоты. Пора было уводить наших храбрецов от выстрелов; на помощь им подошел второй батальон, и они отступили в полном порядке.

Несомненно, в крепости кроме солдат Неверовского были и другие защитники. Пленные показали, что перед нами солдаты Раевского. По счастливой для русских случайности сей генерал, следовавший за Багратионом, еще вчера был в нескольких лье от Смоленска. Его вовремя предупредили о бедственном положении Неверовского, и он поспешил ему на помощь. Теперь двадцать тысяч солдат, находившихся в крепости, давали возможность остальной русской армии войти в Смоленск.^[10] Ее ожидали с минуты на минуту, и, действительно, еще не кончилось утро, как с самых высоких холмов нашей линии стала видна голова колонн Багратиона на другом берегу Днепра. Багратион озаботился прежде всего, тем, чтобы усилить Раевского. Он послал ему гренадерскую дивизию принца Мекленбургского, и благодаря этому гарнизон крепости увеличился более чем до тридцати тысяч.^[11]

После полудня на высотах, откуда Петербургская дорога спускается к Смоленску, появился авангард Барклая-де-Толли.

Таким образом, у императора уже не оставалось надежды неожиданно захватить город; однако возможность генеральной баталии представлялась ему достаточным за сие возмещением, и он уже начал к оной приготовления.

Маршал Ней оставался на занятой им позиции перед Красненским предместьем, опираясь левым флангом на Днепр. Справа от него, между дорогами на Красный и Мстиславль, разворачивался в две линии Первый корпус перед главными Малаховскими воротами, к которым сходились все южные дороги. Далее на правом фланге располагался польский корпус, напротив Рославльского и Никольского предместий. И наконец, большая дуга наших войск замыкалась у кустарников на берегу верхней части Днепра, где перед Рачевской слободой располагался король Неаполитанский. Позади центра, занимаемого корпусом принца Экмюльского, в резерве находилась гвардия, а на соседнем холме стояла палатка императора. Отсюда мы могли видеть окружавшие Смоленск овраги и рвы.

И наконец, тут же были наши парки с пятьюстами орудиями при двух тысячах пятистах зарядных ящиках.

Сильные арьергарды, находившиеся в нескольких лье позади лагеря, обеспечивали для армии безопасность и пути сообщения. В Красном оставался вице-король; в Корытне кавалерия генерала Пажоля охраняла берега Днепра, а вестфальцы, шедшие по дороге справа, обеспечивали эту часть нашей линии.^[12]

Император выбрал для сражения пространство между крепостными стенами и линией наших войск и предусмотрел все, чтобы встретить неприятеля, если он выйдет из ворот, или в противном случае придется штурмовать город. Но мог ли Барклай уклониться от сражения? Совсем недавно у Витебска, несмотря на явное неравенство сил, он был готов сражаться с нами. А теперь, после соединения с Багратионом, когда решается судьба третьего города Империи, неужели у него не достанет решимости? И если он возвратился в Смоленск, то за чем иным, если не для того, чтобы принять баталию?

Остаток дня 16 августа прошел в ожидании и приготовлениях, однако ожесточенная перестрелка продолжалась по всему фронту.

17-го в восемь часов утра русские начали выходить из ворот; наши аванпосты отошли, но завязавшийся бой остановился у первых домов в предместьях. Это были уже не те войска, что вчера. Раевский на рассвете ушел из крепости, дабы догнать своего командующего Багратиона. Оборона Смоленска была поручена генералу Дохтурову, усиленному дивизией Коновницына Мы увидели густые колонны на том берегу, отступавшие из города по Московской дороге. Однако войска Барклая недвижимо стояли на холмах Петербургского предместья; это означало, что отступал один Багратион.

Баркай-де-Толли почитал Смоленск уже потерянным, как только Наполеон подошел к сему городу по левому берегу Днепра. Теперь он видел лишь одну опасность: быть отрезанным от южных губерний, которые являлись единственным источником припасов для армии. Барклай возвратился отнюдь не для спасения Смоленска, а ради того чтобы не лишиться Московской дороги, и поэтому послал Багратиона обеспечить ее. Избавившись от сего обременительного соперника и оставив в городе лишь преданных ему начальников, он последним остановился на холмах, дабы проследить за исполнением завершающего маневра.^[13]

Видя, что сражения уже не будет, Наполеон, тем не менее, не пожелал откладывать взятие города. В два часа пополудни все наши линии пришли в движение. Моран атаковал Рославльское, а Гюден Мстиславльское предместья. Их солдаты вступили в бой с дивизией генерала Капцевича.

На фланге у маршала Нея Ледрю пробился в Красненское предместье, а Маршан атаковал Королевский бастион, который оборонял генерал Лихачев.

На правом фланге поляки, одушевленные видом Смоленска, обложили Никольское предместье, оборонявшееся дивизией Коновницына. На сих стенах их предки когда-то прославили свое имя. Впоследствии отсюда наносились первые удары по свободе их отечества. И теперь здесь же должны быть обретены ключи к древней Польше.

Кавалерия Брюйера уже гнала казаков от берегов Борисфена, освобождая подступы к Рачевскому предместью. Она заняла возвышенность, с которой просматривались все течение реки внутри города и мосты через нее. Артиллерия сразу заняла здесь позиции, поставив сильные батареи.

Было пять часов, когда подошел наконец долгожданный корпус герцога д‘Абрантеса. Жюно явился в императорскую палатку, однако Наполеон уже спустился в долину. Генерал валился с ног от усталости и жаловался, что дважды сбивался с дороги и, похоже, сам он получил солнечный удар. Герцог просил пить, но вино не утолило его жажду, а графин воды был опустошен одним глотком. Однако понемногу он приходил в себя. Жюно тут же получил приказ встать в резерв на берегу реки.

Присутствие императора закрепило победу. Были взяты все предместья левого берега, а прижатому к стенам крепости неприятелю оставалось лишь защищать ворота. В сей крайности Дохтуров громкими криками призывал на помощь; бой становился чем дальше, тем ожесточеннее, и в конце концов Барклай послал к Дохтурову почти весь корпус Багговута. Гренадеры принца Ойгена Вюртембергского поспешили к Малаховским воротам, которыми едва не овладел принц Экмюльсский. Дивизия Олсуфьева послала новые подкрепления, дабы удержаться противу маршала Нея, почти проникшего в город через брешь в бастионе. Два батальона русских гвардейских егерей пожертвовали собой, дабы сплотить защитников Никольских ворот, где поляки беспощадно резали солдат Коновницына. Наши батареи, направляемые генералом Сорбье, вели анфиладный огонь по дорогам; минеры подошли к самым стенам. Все было готово для штурма.

Город был обречен. Но если русской армии удалось уйти, то император хотел по крайней мере, чтобы она потеряла все, оставленное ею в Смоленске.^[14] Таков был приказ артиллерии, обстреливавшей берега Днепра. Наши батареи, поставленные выше и ниже мостов, громили все, пытавшееся пройти по ним. Огонь русских контрбатарей с другого берега был безуспешен: сообщение между городом и русским лагерем стало весьма затруднительным; только одиночные люди решались перебегать по мостам. Сорока тысячам солдат, оставленным Барклаем, грозила участь быть запертыми в Смоленске. Однако ночь пришла им на помощь.

Смоленск горел, пожираемый ужасающим пожаром. Отсветы пламени освещали наш лагерь, но тогда мы еще не понимали истинную его причину.^[15]

В два часа ночи несколько наших солдат попытались через проломы в стене проникнуть в город и не встретили никакого сопротивления. Вскоре вся армия узнала, что неприятель оставил Смоленск.

Барклаю было нужно время лишь для того, чтобы разрушить город!

Перевод Дамира Соловьева под редакцией Сергея Искюля

Публикация Сергея Искюля

Окончание следует

Продолжение следует

Полный текст читайте в бумажной версии журнала

 [1] Butturlin. Т. I. P. 252. Тот же автор пишет, что нельзя не восхищаться решением Наполеона обойти левый фланг выказывавших неуверенность русских (Ibid. P. 297).

 [2] Барклай нерешительно маневрировал, и это позволяло нам, опередив его у Смоленска, поставить русскую армию в опасное положение (Ibid. P. 299). По мнению Водонкура, Барклай потерял голову, и, кроме того, между ним и князем Багратионом были острейшие разногласия; упрямство обоих не позволяло им договориться, а вследствие малых своих талантов они не могли выработать план кампании, который соответствовал бы создавшемуся положению (Vaudoncourt. P. 150).

[3] Состав корпуса Неверовского в бою при Красном:

27-я дивизия. Бригадир Княгинин (4 батальона Виленского и Симбирского полков). Полковник Славицкий (4 батальона Одесского и Тарнопольского полков). Полковник Воейков (4 батальона 49-го и 50-го егерских полков). Всего: 8400 чел.

Кавалерия: 4 эскадрона харьковских драгун; 4 эскадрона казаков. Всего: 1200 чел.

Артиллерия: 8 орудий.

Всего: 9600 чел.

Г-н де Шамбрэ оценивает сей корпус всего в шесть тысяч пехоты и тысячу двести кавалерии. По мнению Бутурлина, в нем было семь или восемь тысяч (Butturlin. T. I. P. 249).

[4] Butturlin. T. I. P. 255.

[5] Свидетельство герцога Эльхингенского; Rapport du 2 nov.

[6] «Если бы задержанная у Красного артиллерия подоспела вовремя, русская дивизия была бы полностью уничтожена. В одной из блестящих атак получил смертельное ранение полковник Марбёф» (Gourgaud. Examen critique. P. 149).

[7] Bulletin. Бутурлин признает потерю пяти орудий и тысячи пятисот человек, выведенных из строя. (Butturlin. T. I. P. 255).

[8] Император советовал беречь французский порох, но ему возразили, что сей порох взят у русских. Мысль о праздновании своего дня за счет неприятеля вызвала улыбку на устах Наполеона (Ségur. T. I. P. 256).

[9] «Смоленск окружен кирпичной стеной высотой двадцать пять и толщиной восемнадцать футов при длине в три тысячи пятьсот туазов по окружности. Сия стена, в некоторых местах уже разрушившаяся, имеет тридцать башен; часть из них превращена в малые бастионы на современный манер и снабжена пушками. Сухой ров и гласис прикрывают стену. Близость домов предместья позволяет скрытно приблизиться к подножию гласиса; в город ведут только трое ворот, одни из них выходят на Днепр» (Butturlin. T. I. P. 259 и далее).

[10] Только героическое сопротивление Раевского в бою 4 (16) августа смогло спасти русских, которые кружили около Рудни и рисковали потерять сообщение с Москвой (Butturlin. T. I. P. 299).

[11] Состав русских сил генерала Раевского, защищавших Смоленск 16 августа 1812 г.

Войска в Смоленске на утро 16 августа: остатки корпуса Неверовского (5000); корпус Раевского (дивизии Паскевича и Колюбакина, всего 16 800). Всего: 21 800.

Подкрепления: гренадерская дивизия принца Мекленбургского (8400).

Всего в крепости: 30 200 чел.

(Butturlin. T. I. P. 258).

[12] Состав французской армии у Смоленска 17 августа 1812 г.

Гвардия......................................................................... 24 000

Первый корпус принц Экмюльского............................ 60 000

Третий корпус герцога Эльхингенского..................... 22 000

Пятый корпус князя Понятовского.............................. 22 000

Кавалерия короля Неаполитанского............................. 18 000

Всего:                                                                           146 000

Арьергард:

Четвертый корпус вице-короля.................................... 30 000

Восьмой корпус герцога д’Абрантес........................... 14 000

Всего:                                                                             44 000

Общая численность:                                             190 000 чел.

[13] Решение Барклая оставить Смоленск было принято вопреки мнению князя Багратиона и главных начальников обеих армий (Butturlin. T. I. P. 299).

[14] Состав русской армии в Смоленске на 12 августа 1812 г.

Войска на левом берегу Днепра................................... 39 000

Резерв Барклая на правом берегу................................ 49 500

Армия Багратиона на пути в Москву.......................... 40 000

Всего:                                                                           128 500

[15] Дивизия генерал-майора барона Корфа находилась на стенах, прикрывая отступление остальных войск за Днепр. Около часа пополуночи Корф с нескольких концов зажег город. Перейдя реку и разрушив за собой мост, он остановился в Петербургском предместье (Vaudoncourt. P. 156).