ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Алексей Палий

БУГАЙ

Рассказ

Куда идет поссорившийся с женой мужчина? К любовнице, в кабак, на рыбалку… Или остается дома просить прощения. А я решил посетить музей. И поехать туда на общественном транспорте.

Константиновский дворец выбрал не случайно. Ведь рядом с ним — Морская академия, где я учился двадцать лет назад.

Трамвай катил вдоль проспекта. Я вспоминал, как еще курсантом ездил этим маршрутом, глядя на плывущие мимо дома. И за каждым окном представлял себе холодильник, набитый едой. Ехал и глотал слюну. Сейчас у меня просторная квартира в центре и большая дача, похожая на маленький дворец.

Кое-кто из пассажиров то и дело косился на старинный перстень с рубином на моем мизинце и, заметив мою усмешку, отводил глаза. Вряд ли они могли себе представить, сколько он стоит. Не многим меньше стоил и мой неброский люксовый прикид.

В кассе музея я купил билет и, поскольку до начала экскурсии оставалось еще немного времени, решил прогуляться. Как здесь все изменилось! Сейчас дворцовый комплекс — один из символов государственной власти, величественный, с имперским лоском. А в девяностых дворец походил на руины, щербатые мосты никто не ремонтировал, каналы были вонючим болотом.

Помнится, у одного из каналов мы с Бугаем пили пиво, купленное на краденые деньги.

Как и я, Костя приехал поступать в Академию издалека. Хотел учиться на судоводительском, но туда его не взяли по зрению, отправили на факультет управления, куда поступал я. Факультет готовил береговые кадры для транспортных компаний. Огромный, как медведь, с детским лицом и дружелюбным, почти ласковым взглядом, Костя сразу мне приглянулся. Я видел, как он нес со склада сразу две кроватные сетки. Подумалось, что целесообразно будет подружиться с таким Бугаем. В школе меня недолюбливали, уж и не знаю за что, частенько колотили. Здесь, в Академии, нужно было начинать жизнь заново, и я не мог допустить повторения школьной истории. Пришлось приложить все усилия, чтобы стать Костику лучшим другом. Я помогал ему с математикой, отдавал ему свой сахар, улыбался и с чувством говорил «друг».

Помню, первые недели показались мне каторгой. Постоянные наряды, уборки и прочие изнуряющие мероприятия. Я засыпал, когда голова еще опускалась на подушку, и уже через секунду просыпался от крика дневального «Рота подъем!». Ходили слухи, что в военно-морских училищах все намного хуже, и это несколько успокаивало.

Костя записался в библиотеку и принес оттуда «Дон Кихота». Я сказал, что тоже пробовал его читать, но не смог — скука! Костя виновато улыбнулся и ответил:

— А я вот перечитывать буду.

Что же, он считает себя умнее меня? Я разозлился, но виду не подал.

С нами на этаже жили несколько пятикурсников. Они писали дипломы и уже работали по специальности. Им позволялось носить гражданскую одежду, иметь в кубриках электрические плитки и прочие блага. Как-то между лекциями я прибежал в роту за конспектом. Дневальным был Костя. Я крикнул ему «Привет, друг!» и бросился к своему кубрику. Повернул по коридору и, не знаю почему, остановился возле двери одного из пятикурсников. Дверь была приоткрыта. Сердце заколотилось, и мне стало… весело. На всякий случай постучав, я вошел. Так и есть — никого. Магнитофон, консервы, бритва, рваные носки — все не то. Бесшумно двигаясь, заглянул в рундук
с верхней одеждой, руки сами принялись шарить по карманам. В одном из них обнаружился бумажник. Уже через минуту я, улыбаясь, выходил из роты с конспектом в руке.

Костика собрались отчислить. В объяснительной он написал, что только на минуту отлучился по крайней нужде. Эта «крайняя нужда» только ухудшила его положение. Однако совершенно неожиданно за него вступился тот самый обворованный пятикурсник, почему-то уверенный в невиновности Костика. И Бугай отделался строгим выговором.

Я позвал его в парк отметить это событие. По дороге купил пива. На берегу канала, выпив пару бутылок, Костя обнял меня и сказал:

— Спасибо, Леха.

И тут я решил испытать Бугая. Заглянул в глаза, изображая на лице что-то вроде искренней благодарности, произнес:

— И тебе спасибо. За то, что не заложил. Сам понимаешь, никто, кроме меня, взять эти деньги не мог…

Бугай замер и побледнел. Если бы он меня в тот момент ударил, то, наверное, убил… Об этом я подумал позже. Он смотрел на меня во все глаза, а я боялся только одного — что он сейчас встанет и уйдет. Костя не вставал и не уходил, не зная, что ему делать. Нужно было действовать, и я быстро-быстро заговорил:

— Мне были нужны деньги... Вопрос жизни и смерти. Клянусь. Ты веришь? Если б не взял тогда, не сидел бы сейчас с тобой, а лежал бы где-нибудь в канаве. Я тебе когда-нибудь все расскажу. Не сейчас. Слишком тяжело это, друг…

Через пару минут он вновь смотрел на меня вполне дружелюбно и даже с сочувствием.

Когда Косте прислали из дома немного денег, он сразу потащил меня в магазин.

— Выбирай, сегодня моя очередь угощать!

Я взял несколько пакетов сушек, пачку чая и, заметив флакон с дорогой туалетной водой, посмотрел на Костю — мол, можно мне это? Он удивленно открыл рот, но тут же махнул рукой — забирай. На оставшиеся деньги Костя купил нам сарделек.

Когда мы возвращались в роту, у одного из заброшенных домов к нам навстречу вышла бездомная дворняга. Посмотрела на меня, потом на Костика и без особой надежды вильнула хвостом. Я пошел дальше, а Костя остановился в нерешительности. Когда я обернулся, он протягивал псу сардельку.

— Не сходи с ума! — крикнул я и направился к нему.

Костя замер, а дворняга вдруг прыгнула и тяпнула его за руку. Уверен, она хотела просто вырвать сардельку. Изо всей силы я пнул собаку, и она схватила меня зубами за лодыжку. Я заорал, Костик выронил сардельку. Тварь тут же ее проглотила и бросилась наутек.

— Дурак! — сказал я, злобно поглядев на Костика.

До отбоя Костик все заглядывал мне в глаза, словно пытался попросить у меня прощение, но я сохранял гордое молчание, всем видом давая понять, что обижен.

Заснуть я не мог. Как такая тварь посмела меня укусить? Меня! Понимаю, Бугая, он этого заслуживал. Но меня?! Я тихо встал, оделся, в тумбочке взял оставшиеся две сардельки — их Бугай, кажется, оставил нам на утро.

На свалке нашел обрезок трубы и отправился к заброшенному дому. Бродил туда-сюда и свистел. Наконец тварь появилась. Осторожно вылезла из-под забора, остановилась невдалеке. Я кинул ей кусок сардельки, она тут же его проглотила. Кинул другой, уже не так далеко... Последний кусочек я бросил к своим ногам. Потеряв чувство осторожности, собака подошла, опустила морду… Гулко ухнула труба, тварь захрипела. Ударил еще раз...

Утром, собираясь выходить из кубрика, взглянул на Бугая. Тот сидел на корточках перед своей открытой тумбочкой и наверняка чувствовал на себе мой насмешливый взгляд, но повернуть ко мне голову не решался. Его уши постепенно наливались пунцовой краской. Он искал свои сардельки и не мог поверить в то, что я, такой хороший и честный друг, их съел. А иначе куда они делись?!

Я торжествовал.

В течение последующей недели Бугай вел себя странно: на ужине не съедал положенную котлету, а прятал ее в карман бушлата.

— Ты что, котлеты по ночам ешь? — насмешливо спросил я.

Он смущенно улыбнулся.

— Это для собаки, той самой, которая меня… помнишь? Нашел всю поломанную, в кровище, теперь вот выхаживаю...

Кажется, ему нравилось заботиться о твари, которая его укусила. Когда он говорил мне все это, в глазах у него таяло сливочное масло, и я сказал как можно серьезнее:

— Если нужна будет помощь — обращайся.

Следующим вечером Бугай вошел в кубрик и упал на кровать прямо в одежде лицом вниз. Я присел на кровать рядом с ним.

— Ну как она? — спросил я участливо, едва сдерживая злорадную улыбку.

— Ее кто-то повесил, — прохрипел он, не отрывая головы от подушки.

 Я положил ладонь на его вздрагивающие плечи.

Костику было плохо, очень плохо. Именно поэтому, наверное, мне было хорошо…

Экскурсовод, молодая худощавая девица, повела нас через парк. Она рассказывала что-то про восстановление Константиновского дворца, однако я почти не слушал. Я мысленно раздевал ее. Когда она осталась в одних туфлях, я принялся разглядывать ее маленькую грудь, узкие подростковые бедра, россыпь родинок на животе... Мои ладони уже касались ее лица, груди и опускались все ниже, наконец обхватили ягодицы и притянули к себе. Девчонка тихо охнула и я, наслаждаясь властью, впился зубами в ее губы. Видение исчезло, и я вспомнил… Элю.

Костя с курсантами как-то посетил Эрмитаж. Сам я прогулял это меро­приятие. На мой вялый вопрос о том, что там было и видел ли он «Данаю», Бугай вдруг смущенно заморгал. Заинтригованный, я принялся его допрашивать с пристрастием, и он признался, что познакомился там с девушкой и даже назначил ей свидание. Взволнованный Бугай попросил меня пойти вместе с ним на это первое свидание. Я нехотя согласился. На самом же деле я был задет за живое — Бугай сумел договориться о свидании с девицей?! Интересно, что это за дура!

С ней мы встретились на Невском проспекте. Эля, так ее звали, похоже, совсем не удивилась тому, что Бугай привел товарища. Пока тот бормотал оправдания, я рассматривал девицу. Красотой она не отличалась, однако
в ней чувствовалась порода. То, что встречается гораздо реже и, несомненно, увеличивает ценность трофея. Я нагло посмотрел ей в глаза, и ее щеки порозовели. «Есть контакт!» — усмехнулся я.

Месяца три Бугай носил ей цветы по воскресеньям. Всякий раз я встречал его в кубрике неизменным «Ну как, можно поздравить?». Бугай краснел, бормотал что-то несвязное, и меня это чрезвычайно веселило.

Однажды Бугай пригласил эту девицу в театр. С раннего утра он полировал бляху ремня, чистил ботинки, отпаривал брюки и фланку. Я ушел в наряд на камбуз, а когда вернулся, застал его при полном параде спящим на кровати. В кубрике пахло спиртом. Я принялся расталкивать Бугая. Он повернул ко мне голову и глупо улыбнулся. Изо рта на подушку тянулась нить слюны.

Позже я узнал, что Бугай случайно встретил в коридоре все того же пятикурсника, у того был день рождения. Рожденник затащил Бугая в кубрик и напоил «Роялем». Бугай разомлел и только на минуточку прилег…

Бросив его трясти, я подумал об Эле: зачем добру пропадать? Вытащил из кармана Бугая билеты в театр, побрызгал на себя туалетной водой, купленной на его деньги, и отправился в город.

Эле я, конечно, о пьяном Бугае все честно рассказал. Добавил, правда, что Костя хороший парень, просто ему не везет. Девица только вздыхала. Провожая ее после спектакля, я без умолку острил, рассказывая о всяких небылицах. Эля вежливо пригласила меня к себе попить чаю, и я намерт­во вцепился в нее. Ушел я от нее рано утром, когда она еще спала. Повертел в руках пару ее колечек и… положил на место. От этой девицы я надеялся получить гораздо больше.

С Элей я теперь встречался каждую неделю, и у меня вдруг появилось чувство, что Петербург меня принял, сделал своим, что этот город даже нуждается во мне, в моих талантах. Бугай испуганно моргал глазами, глядя на мою ухмыляющуюся физиономию, он явно что-то чувствовал. Потом вдруг сделался угрюмым, не хотел со мной разговаривать. Я «по-дружески» насел на него, и он раскололся: Эля не хочет с ним встречаться, бросает трубку на полуслове.

— Баба, что ты от нее хочешь?! Все они такие! — утешил я его.

Мы сидели с Элей в кухне после очередного соития (так я называл наши встречи). Она в халате, я в трусах. Передо мной стояла тарелка с домашними пельменями, и я лениво поглощал их. Эля смотрела на меня как-то потерянно и вдруг произнесла:

— Я ошиблась...

Пельмень замер у моего рта.

— В чем? — спросил я.

— В тебе. А такого человека, как Константин, мне уже не встретить.

— Я, значит, хуже? — зло сказал я и едва сдержался, чтоб не ударить ее.

А вечером в казарме Бугай решительно подошел ко мне и не то стукнул, не то хлопнул меня по плечу.

— Поздравляю, — глухо сказал он, и я, откровенно говоря, перетрусил. Похоже, эта дура все ему рассказала.

С этого дня я стал чувствовать в присутствии Бугая напряжение и страх. Хотя он и был по-прежнему вполне доброжелателен, именно в такие моменты мне хотелось от него спрятаться. С этим надо было что-то делать,
и я решил завести себе еще какого-нибудь «друга», чтобы было кем прикрыться в случае чего.

Герман был единственным курсантом в роте, у которого всегда водились деньги. Его отец, бывший крупный чиновник морского пароходства, теперь имел свою судоходную фирму и возил металлолом на Запад. Однажды
я помог Герману решить задачу по теоретической механике, и он угостил меня обедом в офицерской столовой. Герман учился плохо, его занимали другие, более приятные вещи. Например, анаша. Как-то поздно вечером мы сидели с ним на скамейке, и он как ни в чем не бывало раскуривал косяк. Потом протянул его мне, попробовать. Я затянулся, и мне стало плохо. Нет, я не мог позволить себе дурманить мозги, они мне еще пригодятся. С другой стороны, терять уважение Германа тоже не хотелось. Герман удивленно посмотрел на меня: «Ты что же, в первый раз?» Аккуратно взяв косяк, я еще раз затянулся, но так, чтоб в легкие попало как можно меньше сладкого дыма. Но яд попал в легкие, я мучительно закашлялся и убежал за угол. Мне даже не пришлось имитировать рвоту, чтобы навсегда отбить охоту у Германа предлагать мне что-то опасное для моей будущей карьеры. Герман потом часто подтрунивал надо мной, но курнуть больше не предлагал. Я стал бывать у него дома, познакомился с его стервозной сестрой Кристиной и начал за ней волочиться… Герман оказался замешан в каких-то весьма темных делишках. Помню, он показал две стодолларовые купюры и попросил определить, какая из них настоящая. Я указал на фальшивую, Герман радостно похлопал меня по спине. Однажды он попросил меня сходить с ним на встречу с какими-то серьезными людьми. Я насторожился, но он ободряюще подмигнул мне и показал пистолет. И тут я здорово струсил. Как глупо погибнуть из-за какого-то жалкого наркомана, правда, с влиятельным папашей.

— Все будет путем, — уговаривал он меня, трясущегося от страха. — А за это отец устроит тебя к себе на докерскую практику. Я договорюсь с ним. Бабла заработаешь!

До этой практики еще надо было дожить.

— Так ты со мной? — спросил Герман, внимательно заглядывая мне в глаза.

И я не узнал своего голоса:

— Да.

 Не помню, что мне снилось в ту ночь. Я проснулся от собственного крика, сжимая в руках смятое одеяло.

— Что случилось? — надо мной возвышался Бугай.

И тут меня осенило.

— Помнишь, я деньги взял у пятикурсника, чтоб один вопрос решить? Так вот, все тогда не закончилось, и завтра мне надо... Герман, правда, обещал помочь, поговорить с теми людьми. Но, чувствую, пропала моя голова. Вот так… Элю жалко, — вздохнул я.

— Я с тобой пойду, — решительно сказал Костик, и у меня отлегло от сердца.

Нашелся тот, большой и широкий, за которым можно спрятаться не только мне, но и проклятому наркоману.

Мы стояли в подворотне старого дома, Герман о чем-то говорил с тощим парнем, который то и дело подергивал головой. До нас с Бугаем доносился только приглушенный шепот. Вдруг я понял: что-то пошло не так. Тощий перестал дергать головой и застыл. Герман, кажется, тоже почувствовал опасность и стремительно полез в карман. Тощий тут же ткнул его кулаком в живот, Герман сложился пополам. В подворотню вбежали какие-то люди
и кинулись на нас.

— Костя! — завизжал я, пытаясь закрыть голову руками.

Бугай бросился вперед, вламываясь в толпу, как ледокол в торосы. Герман уже убегал, а я превратился в тень и скользнул вглубь дворов.

Побродив по окрестностям, я вернулся к подворотне. У нее стояла скорая помощь и милицейский уазик. Близко подходить я не стал.

Бугай все-таки выжил, и, значит, у нас с Германом остались проблемы. Я приехал в больницу, как только узнал, что Бугай пришел в себя. Другого бы точно убили, а этот выкарабкался. Когда я шел по больнице, меня за­трясло: я вдруг представил, как по этому коридору на каталке везли бы меня в морг. Я остановился, попытался успокоиться. Потом вспомнил, как Бугай выхаживал собаку, которая его укусила, и разозлился. В его плату я входил уже энергичным шагом уверенного в себе человека. Бугай улыбнулся, но мое лицо осталось серьезным.

— Костя, слушай меня. Ты сам в это дело влез, тебя никто не просил. Ментам про нас с Германом ничего, понял? Главное — про нас ни слова!

В Академию из милиции пришла бумага, но только на Бугая. Меня пронесло и на этот раз! Бугай вернулся из больницы уже отчисленным, и его ожидала повестка из военкомата. Я нарвался на него в коридоре, он брел
с матрасом под мышкой.

— Знаешь, Леха, — сказал он после неприятной паузы, — я везде какой-то лишний. Словно меня в чужую историю засунули.

Он хотел сказать еще что-то, но я, крикнув: «На зачет опаздываю!» — убежал. Пришлось бродить вокруг училища, чтобы только снова его не встретить. Вернулся в кубрик я после отбоя, продрогший и злой. Подошел к пу­стой кровати Кости, облегченно рассмеялся и… пнул ее ногой.

Костю отправили воевать в Чечню.

Я работал в фирме, принадлежащей отцу Германа. Бегал с документами по теплоходам, складам, таможне. Часто дежурил ночью, оформлял комиссии на судах. Пешка по меркам транспортного бизнеса, но пешка проходная. Герман некоторое время поработал со мной, но, к разочарованию своего отца, бизнесом не заинтересовался. Ночные клубы ему нравились больше, и меня это вполне устраивало. Я старался чаще попадаться на глаза его отцу, просил совета, искренне благодарил. Изо всех сил старался занять ме­сто, подготовленное для Германа.

Однажды утром я вышел из офиса, и меня окликнули. Невдалеке стоял… Бугай. Я оторопел, вот уж не думал, что когда-нибудь еще его увижу. Первой мыслью было вернуться в офис, туда его бы не пропустила охрана. Но я остался на месте и принялся напряженно ждать. Бугай, чуть прихрамывая, двинулся ко мне. Мне удалось изобразить непринужденную, слегка усталую улыбку. Бугай подошел вплотную и сгреб меня в объятия. Потом затащил меня
в забегаловку, где выпивали несколько докеров после ночной смены. Я узнал несколько знакомых физиономий. Бугай купил бутылку водки, несколько пирожков. Я взял кофе и сидел, не касаясь спинки стула, брезгливо
и тревожно чего-то ожидая. Бугай налил водку в два стакана, я процедил: «Не буду». Его это не смутило, и он принялся выпивать в одиночку. Стал расспрашивать меня о работе, я отвечал односложно. Бугай улыбался, тыча мне в плечо своим кулачищем, заставляя меня вздрагивать. Мне казалось, что его кулак становится с каждым разом все тяжелее. Бугай, демобилизовавшись, устроился грузчиком в Апраксином дворе и вроде даже женился. Бутылка подходила к концу, и я начал переживать всерьез: что будет дальше.

— Ну ты и горазд пить! — бросил я в сторону, не в силах сдержаться.

Он внезапно погрустнел.

— А чего ради мне не пить? Я ведь как та собака… Помнишь?

Бугай вдруг заглянул мне в глаза, и я перестал дышать. Он медленно поднялся, и я едва удержал себя от того, чтобы закрыть голову руками. Понимая, что он не собирается меня бить, я натужно рассмеялся. Бугай понимающе посмотрел на меня и пошел заказывать вторую бутылку.

— Воздухом подышу, — крикнул я ему вдогонку и как можно спокойнее вышел из забегаловки. Потом побежал и остановился только через пару улиц.

Еще месяц после этой встречи я входил и выходил из офиса через черный ход…

Все поблагодарили экскурсовода, а я глумливо ей подмигнул. Куда сейчас, на работу? Важных дел не было никаких. Разве что повесить в кабинете благодарность в рамке от приюта бездомных животных, которому я перевел деньги на постройку нового вольера. Но в офисе знают, что меня сегодня не будет, а внезапное появление не соответствует стилю хорошего руководителя. Подчиненные должны чувствовать доверие начальства.

Домой? Нет, мириться с Кристиной совсем не хотелось. Утром эта стерва заявила, что собирается в Милан за покупками, а сопровождать ее поедет институтский знакомый. Для меня не было секретом, что он ее любовник.
У меня нет любовницы, не люблю я этого постоянства. Я просто время от времени пользуюсь услугами проституток. Вспомнил, как недавно снятая мною девка вдруг напряглась, закрыла лицо руками и потребовала остановить автомобиль. Я остановил, и она выскочила. Только спустя некоторое время, вспоминая ее лицо, я все понял: без сомнения, это была Эля. Потасканная, но еще сохранившая в облике остатки породы... Жаль, что не удалось еще раз воспользоваться ею, войти, так сказать, все в ту же воду…

На самом деле плевать я хотел на то, с кем спит моя жена и что ее поездка выходит за рамки всех приличий. Но в нашем кругу начались бы разговоры, опасные для моей репутации. Пришлось возразить Кристине. Она стала кричать, мол, я ничтожество, по гроб жизни обязан их семье… Конечно, кое в чем эта сука права. Она думает, что после смерти старика фирма достанется ей. Как бы не так. Все теплоходы я отдал в долгосрочную аренду, якобы для ухода от налогов. Причем в аренду с последующим выкупом — короткая ремарка в договоре, для согласования которого я с потрохами купил юриста. Эта самая фирма-арендатор принадлежат мне, и через три
с небольшим года я выкуплю суда по цене гвоздей. Максимум, что достанется Кристине, — офис у главных ворот порта. Я бы с ней уже развелся, да старик начнет суетиться и сломает всю комбинацию.

К окончанию Академии Герман уже прочно сидел на игле и пару раз попадал в реанимацию. Его отец, живший к тому времени в Испании, знал об этом. Он просил меня повлиять на сына, и я клятвенно обещал ему это. Кристина вообще забыла, что у нее есть брат. Я уже работал в их фирме исполнительным директором. Временами, когда Герман даже не мог ходить, я привозил ему дозу и помогал искать вены. Когда ему становилось полегче, он говорил, что больше никогда не притронется к шприцу, потом плакал и просил меня снова привезти ему дозу. И я вез. Что я, зверь, что ли?

Когда Герман умер, его отец перенес инфаркт и превратился в развалину, а мне удалось отправить на пенсию генерального директора, человека старого, тормозившего развитие компании. Я был женат на Кристине и пытался исполнять ее капризы. Владельцем фирмы оставался мой тесть, и мне приходилось ежемесячно перечислять в Испанию жирную долю прибыли…

Зазвонил мобильник, я посмотрел на экран — Кристина. Что ей надо? Извиняться она точно не будет.

— Слушаю.

— Папа скончался. — Я впервые услышал, как моя жена плачет. — Теперь… теперь ты доволен? — крикнула она и бросила трубку.

Да, теперь я был доволен. Хотя, «доволен», наверное, не то слово. Я принял это как должное и был чрезвычайно удовлетворен осознанием того, что все делал правильно и теперь мне ничто не мешает двигаться дальше. В голове сразу возникли любопытные идеи, но их стоит обдумать потом. В данный момент мне надо было разобраться с одним дельцем. Мне необходимо было увидеть… Бугая. Да, я был просто уверен в том, что теперь-то его не испугаюсь и уж точно не сбегу, как во время нашей последней встречи. Я набрал своего начальника безопасности, попросил выяснить адрес Бугая и послать за мной машину…

Водитель остановился возле серых пятиэтажек, помог мне выйти и протянул пакет с выпивкой. Мелькнула мысль — взять водителя с собой, на всякий случай. Но я ее тут же отогнал. Я больше не боюсь Бугая.

Дверь квартиры открыла тетка в засаленном халате. Обильные румяна не могли скрыть синих прожилок ее щек и носа. Заколка-ромашка в плохо прокрашеных волосах смотрелась нелепо.

— Костя дома? — спросил я, невольно делая шаг назад.

Пакет звякнул, тетка улыбнулась. Движением головы она позвала меня за собой. Истертый линолеум местами проваливался, заставляя ступать с осторожностью. Я постарался не задеть стиральную машину, на которой лежало месиво грязного белья.

На диване лицом в подушку лежал огромный распухший мужик. По пятке, торчавшей из дырявого носка, ползала муха. Кроме дивана в комнате были только столик и шкаф, отгораживающий угол. Пахло плацкартным вагоном.

Тетка забралу у меня пакет. Я подошел к мужику и потряс его за плечо.

Он заворочался и повернулся ко мне — совершенно незнакомый человек!

— А где Костя?

— Скоро будет, скоро будет, — заворковала тетка, доставая из моего пакета коньяк и банки.

Мужик, словно не замечая меня, поднялся и потянулся рукой к бутылке.

Тетка его осадила:

— Погоди, не видишь, гость у нас? Мы ж не алкаши какие, сейчас стол накроем, культурно все будет.

Она принесла стаканы, налила себе и мужику, вопросительно посмотрела на меня. Я мотнул головой, она обрадовано долила стаканы до краев. Мужик залпом выпил и откинулся на спинку дивана. Тетка пила маленькими глотками, отставив мизинец. Она поставила пустой стакан и вдруг рухнула на пол. Халат был распахнут, и я брезгливо отвернулся. Мужик сонно посмотрел на тетку и снова закрыл глаза.

Внезапно из-за шкафа выскочил мальчик лет десяти, его губы дрожали. Из рук мальчика выпала книга, он подбежал к тетке и стал запахивать на ней халат. Я бросил взгляд на книгу — Сервантес! Мальчик подложил под голову тетке диванную подушку и посмотрел на меня так, что у меня запершило в горле. Внешне этот волчонок был очень похож на Костика, только взгляд был какой-то решительный. Я спросил его, не узнав своего голоса:

— Когда папа придет?

— Никогда. Он умер. Пьяным с балкона упал.

Представилось, как Бугай летит вниз, на асфальт, и на его лице лишь детское удивление. Логичное завершение бестолковой жизни. Я вдруг почувствовал облегчение, будто в один миг избавился от раковой опухоли.

Я невольно улыбнулся и вдруг увидел глаза волчонка. Такие, что даже попятился от него, все еще улыбаясь. В коридоре я уперся в кучу грязного белья и тут же бросился вон из квартиры.

В автомобиле я без остановки чистил свой пиджак влажными салфетками, брезгливо выбрасывая их в окно. Но все равно чувствовал какой-то тонкий, едва уловимый смрад. Водитель удивленно косился на меня.

— От меня воняет?! — спросил я его.

— Что вы, Алексей Сергеевич! — испуганно улыбнулся водитель.

Я по-прежнему ощущал на себе взгляд волчонка. И мне в голову вдруг пришла одна мысль: а ведь с Бугаем не покончено. Тот, еще маленький, но уже, кажется, все знающий и про собаку, и про Элю, и про меня, ненавидевшего его отца, там, среди мерзости и гнили, еще опасней Бугая. С Бугаем можно было договориться, уговорить, наконец, обмануть, а этот вырастет за своим шкафом и пойдет меня искать! Нет, я не могу спокойно жить, пока он там, все обо мне знающий…

— А ведь правда, Алексей Сергеевич, чем-то здесь воняет! — прервал мои размышления водитель.